Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Впервые в жизни, — сказал человек впереди нее, — слышу «Лили Марлен» с таким сильным привкусом Johnny I hardly knew ya.

Она улыбнулась навстречу. Да, что было, то было, хотя «Джонни» она тоже услышала много позже. Точнее, опознала — на ее версию «Лили Марлен» бросила тень задорная тема из исторического фильма, но что это и есть Johnny I hardly knew ya — она прочла годы спустя.

— Как вы догадались, что это «Лили Марлен»?

— Размер.

Она с любопытством посмотрела на рабочего-металлиста.

Тот пояснил.

— Ваша мелодия написана не под немецкую ударную систему. Это всегда хорошо слышно.

— У меня, — Любка перешла на русский, — есть еще своя версия «Мы с Бобби МакГи».

— А вот это уже анахронизм. Хотя, «ночью у казармы при свете фонаря — тоже».

— А «Сентиментальное путешествие» — нет? — потому что память не подвела, рабочий-металлист, руки и стихотворные размеры сошлись в одну точку — автор этой книги, основатель научной школы, хороший писатель и немногим худший террорист, некогда скрывался по паспорту рабочего и его несколько раз задерживали — и отпускали — патрули аткарской чека…

— А «Сентиментальное путешествие» вышло в 1923. Как раз здесь, в Берлине.

В Берлине. А ведь это почти наверняка шутка для внутреннего пользования — про рабочего. Он специально склеил себе именно такие документы, чтобы иметь возможность ответить так при проверке. Если они только не взломали весь этот сектор игры — что все-таки маловероятно… Нет, не могли — они засветили бы нашу встречу на полмира… Не могли. Значит, он не рассчитывал на то, что я буду стоять за его спиной, что я услышу этот разговор с полицейским, значит это для себя, личное, свое. Это золото. Чистое золото.

— Кажется, мы оба с вами намерены провести ночь в одном и том же баре. «Пузатая чашка», или как его?

— Кружка.

Звуковая связь с компом шла через ракушку в правом ухе. Через ракушку в левом заговорил Антон:

— Есть! Нашел. Гарри Меллвилл Арбэттнот Дэй, он же «Крылышки». И в самом деле, страдал клаустрофобией. И при этом рыл подкопы. Англичанин, родом с Саравака, пилот бомбардировщика, комэск, сбит в октябре 39…

— Хватит.

Это, значит, у нас Любовь Шевцова дошла живой до Берлина, а у них автор Большого Побега ушел с концами из Заксенхаузена. Значит они выбрали «контактера», который этому режиму, этому городу тоже чужой. Не просто чужой — смертный враг с большим личным счетом. И с большим обратным счетом. Летчиков бомбардировочной авиации немцы в плен брали не всегда. И было за что…

— Хватит что? — поинтересовался человек с Саравака.

— Голосовая связь! — простонал в левом наушнике Антон. Она присутствовала в их агентстве как голограмма, они в том же виде — на парижской конспиративной квартире.

Будь прокляты эти рактивки, в которые она никогда не играла. Будь проклято отсутствие навыка отключать голос в нерабочих условиях…

— Ты лучше показывай нам знаки, — присоединился к Антону Эней.

Я вам сейчас покажу знаки. И знамения. И чудеса.

Девушка кокетливо наклонила голову.

— Хватит. Я оценила размах и переливы вашего хвоста. Сложите его, пожалуйста. И скажите, что-нибудь однозначное.

То бишь, оговоренный пароль.

Псевдо-бомбер, который псевдо-рабочий, который псевдо-террорист, тоже чуть склонил голову набок, будто взялся работать зеркалом.

— Я что-то никак не могу найти дом 23. Неужто разбомбили?

— Скорее всего, вам дали неверный адрес, — Любка подошла ближе. Ключевые слова — «что-то никак» и «скорее всего» — были сказаны. Господин комэск, которому совершенно нечего было делать в Берлине, взял под руку девушку, чье пребывание здесь тоже проходило по классу чуда.

— Мне все-таки кажется, — сказал он, — что реплика предназначалась не мне. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин составляют, так сказать, одного человека?

В той ракушке, что слева, Алекто услышала, как кто-то поперхнулся воздухом. Какие хрупкие люди эти боевики. И необразованные.

— Чего ж вы хотите, — («хочете» было бы уже перебором) спросила девушка из-под Ворошиловграда, — кто ж заведенное нарушает?

Золото, чистое золото. Но, возможно, золото Рейна — настоящее, тяжелое, с еще более тяжелым проклятием на нем. Эти люди едят конспирацию, дышат ею и с нею спят — хуже чем у нас в промышленности, хуже, чем в подполье. И они работают со старшими, все время. Так что даже если это для себя и только для себя, то наверняка шутка подобрана так, чтобы ни сейчас, ни потом знающему человеку не сказать ничего ненужного. А сказать, наоборот, нужное.

Она правильно сделала, что назвала книжку вслух, показала, что поняла. Эней или кто-то вроде него обязательно назвал бы, если бы опознал. Мол, и наша не хуже ваших. Детская игра в крысу. Пусть теперь господин контрагент высчитывает, с кем имеет дело. Если высчитает — он и вправду умен. Если высчитает и додумается вернуть мяч, сыграть в открытую — может быть, он умен достаточно, чтобы иметь с ним дело.

Ниша слева. Ступеньки вниз — раз, два, три. Спутник не подал ей руки.

Дверь полуподвального бара оказалась низенькой — гость с Саравака задел головой колокольчик. Любка бегло осмотрела интерьер.