Шансы есть…

– У тебя. В Чилмарке. Тебе надо привезти Теда.

Не Тедди. Не Тедомотину, не Тедушку, не Тедвижкина, не Тедмарика. Теда.

– Он еще не пришел в себя.

– Уже пришел. Я с ним только что разговаривал.

– Его до утра не выпишут, Мики. Это самое раннее.

– Просто подъедь ко входу. Он будет ждать.

– Мик…

– Давай, Линкольн.

Это приказ, а в нем – или под ним – слышалось что-то такое, чего Линкольн в Мики прежде не замечал.

Ладно, пап, – подумал он. –

И что теперь?

Но та связь, конечно, сдохла. Линкольн знал, что цель подобных воображаемых бесед – подготовить себя к тому дню в не таком уж и далеком будущем, когда Вава, как и мать Линкольна, начнет существовать лишь у него в голове. И по времени скверно подгадал к тому ж. Наконец-то на пороге возник тот мир, который, как мнили они втроем, можно изобрести заново, – ну или сбежать из него. И не просто возник, а прямо-таки барабанил в дверь, требуя, чтобы его впустили, и он бы предъявил к оплате давно просроченный счет.

– Скажи зачем, – произнес Линкольн, выставляя собственное требование, хотя, на его слух, звучало оно и капризно, и просительно. – Дай хотя бы одну вескую причину.

– Потому что вам обоим

нужно быть тут, – был ответ Мики. – Потому что я, нахер, эту историю расскажу всего раз.

Мики

Хотя время года было другим – конец лета, а не начало, – луна вставала над дальними волнами совсем как тогда, в 1971-м. Той ночью воздух тоже был зябким, он-то и загнал их в конце концов внутрь. Дом Мейсона Троера ниже по склону был темен – тоже как тогда. Вчера Мики даже собирался туда прогуляться и сильно запоздало извиниться за то, что ударил мужика. Совсем ли у него зажила челюсть? У самого Мики правая рука, насчет которой к врачу он так и не обратился, дождливыми днями по-прежнему болела и порой отекала. Сам, конечно, виноват, к черту. Отец, который в юности был драчуном, предупреждал его о физическом насилии и об опасностях его, и особенно – об удовольствиях. Когда бьешь, то, что свернуто в тебе, разворачивается в ударе, и это высвобождение… ну что может быть лучше? Начать и закончить драку одним ударом, как Мики удалось с Троером? То был абсолют. Доказательство, что любую работу, сколь бы сомнительна ни была она, можно выполнить на “отлично”. В тот день у корпуса “САЭ” Мики действительно думал о своем отце. О Берте. Так все парни из отцовой бригады звали Майкла-старшего, потому что походил он на Берта Лара – Трусливого Льва из “Волшебника из страны Оз”. “Эй, Берт, – говорили, бывало, они. – Чем мускусная крыса защищает свой мускус?” И старик его, подыгрывая, отвечал: “Муж-жеством”.

И будь он проклят, если те каменные львы тоже на него не смахивали.

Напротив, когда Мики замесил отца Джейси, это ощущалось как неприятная обязанность – даже близко никакого удовольствия. Может, все из-за того, что дело происходило в конторе, вокруг слишком много народу, большинство женщины, и все в ужасе. Первый удар Мики превратил папашин нос в месиво хрящей, и ну да, ладно, вот это неплохо ощущалось. Как и сказать: “Дочка ваша привет передавала”, когда мужик рухнул на шикарный ковер. Может, если бы тот первый удар сразу вырубил его, Мики чувствовал бы себя лучше. Но Кэллоуэй с трудом поднимался на ноги не один раз, а целых три, словно не хотел, чтобы Мики жмотничал с трепкой, которая, знал он, неизбежна. И Мики оказал ему любезность, хотя в каждый последующий удар вкладывал меньше силы и вращающего момента. Когда прибыла полиция и на него надели наручники, он обрадовался. Не придется больше дубасить этого человека. От того раза все насилие в нем прокисло, и он больше никого никогда не бил – ему это лишь время от времени снилось.