(Кто сказал, что шпицы не разговаривают? А вы не забыли, что наше повествование – сказка, а в ней и не такое возможно. Говорящий прямоходящий Волк вас почему-то не смущает, или режиссер Лев Львович со львиной шевелюрой, и даже пантерная сущность Красной Шапочки, проявляющаяся в ней в прекрасные интимные моменты занятия любовью.)
– В жизни я словес не глаголю, токмо рычу да вою. Иногда это чертовски неудобно, должен вам сказать. Я-то хозяев понимаю, конечно, когда они говорят о вещах конкретных, вроде сна, еды или прогулки… или когда ругаются, что, увы, с этими меркантильными и себялюбивыми созданиями случается куда чаще, чем хотелось бы одному отдельно взятому, чаще всего за шкирку, померанскому шпицу.
Зато они нас, псов, независимо от размеров, не понимают вовсе. Вот и попробуй, объясни этим бесчувственным громадинам, что маленькой собачке неплохо бы выйти на улицу для отправления, я извиняюсь, естественных потребностей!
Приходилось отправлять их там, где меньше заметно и максимально близко к улице, то есть в коридоре, среди обуви. Что гарантированно заканчивается порцией трепки. А что мне делать, скажите на милость? Я же не могу разорваться, правда? Как их приучить к тому, что регулярные прогулки с домашним любимцем не только полезны для здоровья, но и попросту физиологически необходимы. А? А меня считают за игрушку!
Посидели бы вы три проклятых месяца в гордом одиночестве в вольере размером со средний офисный аквариум, посмотрел бы я на вас! Хорошо, что я шпиц, а не овчарка, не то сбрендил бы в этом тюремном заключении.
А главное – за что?! Вот что я такого сделал, что меня таким жестоким образом засадили в кутузку? Я, конечно, шаловливый и непоседа, но даже нашкодить в своей жизни еще не успел, только-только родился. Мало им было разлучить меня с мамой, к которой я даже толком-то и не привык, с милыми братьями и сестрами, хм, которым, впрочем, я уже успел задать трепку, чтобы не лезли поперед меня к мамкиной сиське. А чего они? Я же есть хочу!
Видимо, это мне и было вменено в вину: в один прекрасный день какая-то громадина с женским запахом засунула меня в дурно пахнущую пластмассой корзинку и потащила куда-то. Я, между прочим, только-только ходить научился и на ногах еще стоял не очень. В общем, когда тетка меня куда-то принесла, меня от тряски банально, простите за неаппетитные подробности, вытошнило прямо на шикарный маникюр этой дамы. После чего я опять оказался в корзинке, а затем – в вышеупомянутом аквариуме.
Понятно, что после такого происшествия мое доверие к громадинам, которых матушка звала людьми, исчезло, как мое безмятежное прошлое в материнских объятиях. К тому же следующая громадина, попытавшаяся извлечь меня из моего узилища, пахла так же, как и та, что устроила мне веселую прогулку в пластмассовой корзинке. Вообще-то говоря, сам не знаю, как это произошло, но… в общем, я ее хорошенько цапнул. До крови. Ой, не стоило мне этого делать… слово «усыпить» я с младых ногтей от матушки слышал, и это слово было самым страшным в ее лексиконе.
Насколько я понимаю, меня какое-то время всерьез собирались усыпить и сделали бы это, не родись я таким милягой. Эх, а еще говорят – не родись красивым, а родись счастливым. Да не будь я таким, как выражается моя хозяйка, мимимишным – на свете меня вовсе не стало бы.
Но я-то не понимал, что дамоклов меч, занесенный надо мной, временно убран в ножны, и всех последующих визитеров подозревал в намерении укоротить мою линию жизни, как говорят громадины-люди. Потому вид у меня был неприветливый, и люди, посоветовавшись, вновь запирали меня в вольерчике.
Если первое время я ничего не мог поделать от страха, то затем немного отошел, но теперь начал тяготиться своим заключением. Пока я, забившись в уголочек, дрожал от ужаса, а по ночам плакал, вспоминая матушку, вольер не казался мне таким уж маленьким. Но я же щенок, я расту, мне бегать надо или хотя бы ходить, не туда-сюда по этому аквариуму-переростку, а по открытым пространствам.
Когда я стал задевать потолок сперва полукруглыми ушками, затем темечком, то понял – надо что-то делать. Или меня заберут отсюда хоть куда-нибудь, или я тут с тоски помру. От этих печальных мыслей меня охватила такая дикая тоска, что я улегся пластом и принялся петь собачью народную песню, по своему настроению вполне подходящую в репертуар Татьяны Булановой, которую так любит уборщица зоомагазина, иногда подкармливающая меня сухими вкусняшками.
Вероятно, меня в конце концов все-таки усыпили бы, даже несмотря на всю мою мимимишность и няшность, но, вероятно, я родился под счастливой звездой созвездия Гончих Псов. Тем более, что я твердо решил – следующий, кто мной заинтересуется, будет мною облизан с ног до головы, и уж точно кусаться, рычать и проявлять хоть малейшее недовольство я не стану.