Светлана наблюдала за ними, облокотившись плечом о дверной проём кухни. Она улыбалась, и слёзы скатывались по её щекам. Она пока что не смирилась с потерей сына и с случившимся, целый месяц она размышляла над произошедшим. Светлана была счастлива, что Люба в итоге осталась жива, когда ей вновь позвонили из полиции и сообщили, что Люба и Потап находятся в больнице, а её сын вообще в крайне тяжёлом состоянии, она чуть не сошла с ума в первую очередь от непонимания и во вторую от шока, после того как ей объяснили всю произошедшую ситуацию. Ей пришлось съездить в Псков на один день, пообщаться со следователем и навестить своих детей в больнице. Потап находился в тяжёлом состоянии и не приходил в себя, а, увидев Любу и то, насколько она пострадала от всего, ведь шрам на её шее навряд ли заживёт очень быстро, она не смогла найти слов, а только вновь упала на колени перед ней, произнеся слова: «Прости. Прошу тебя, прости, доченька, я не могла и предположить». В течение всего месяца она вспоминала свою жизнь и все свои ошибки, связанные с воспитанием детей, и тем, насколько она летала в облаках, думая, что всё делает правильно, и не замечая роковых ошибок и того, что происходит на душе у её собственных детей. Прошёл всего месяц, но она поняла, что очень любит обоих своих детей в любом случае, но, несмотря на произошедшее, ещё потребуется какое-то время, чтобы полностью адаптироваться к новой жизни.
— Ну что! — произнесла Светлана с улыбкой, — давай раздевайся! А то блины стынут! Сказав это, она отпрянула от проёма и последовала внутрь кухни для того, чтобы налить ещё одну чашку чая.
Люба сняла верхнюю одежду и обувь, затем прошла для начала в ванную комнату, для того чтобы помыть руки, прежде чем зайти на кухню. Всё это время Алёша находился рядом с ней, не отходя ни на шаг. Он столько всего хотел ей рассказать, что не знал, с чего начать, будто боялся, что не успеет, и мама вновь пропадёт. Вместе они прошли в кухню и сели за стол, Люба почувствовала приятный аромат бергамота, и в её желудке немного заурчало.
Светлана заметила, что Люба намеренно не стала снимать с шеи шёлковый шарф, по-видимому, для того чтобы не травмировать психику Алёши. Да, это ещё много лет будет напоминать им всем о том, что произошло.
— Мама, а почему ты не сняла свой шарф? — произнёс Алёша, сделав глоток чая.
Люба и Светлана понимающе переглянулись.
— Ой, он такой красивый и удобный, что мне захотелось его оставить, — ответила Люба, придумав это на ходу. — А что, разве не красивый?
— Красивый, красивый. Мама, ты кушай блинчики, они очень вкусные, бабушка очень старалась, когда готовила их.
— Да, очень старалась! — подтвердила Светлана, улыбаясь.
Люба, сложила блин в треугольник и, положив на него ложку варёной сгущёнки, откусила кусок. У неё всё ещё оставался страх от боли, которую причиняла ей любая еда месяц назад и которая сопровождалась примерно две недели. Месяц назад её гортань была очень сильно повреждена от того, что она мечтала забыть так же, как и забыла о том, что происходило, когда она находилась в лесу. Прожевав кусок, она его проглотила, затем сделала глоток из чашки, она поняла, что переживала напрасно, боли не было.