Щит и меч

Встретились они с Зубовым, как обычно, на набережной Вислы, возле пустующей брандвахты.

Выслушав Вайса, Зубов сказал ворчливо:

- Ладно уж, но только, извини, канительная это будет штука. Твоего Шварцкопфа повреждать нельзя, а он нас может. Необоюдно как-то получается.

Иоганн огрызнулся:

- Если бы всегда и все было обоюдно, тебя бы давно в живых не было.

- Я сам удивляюсь, что живой, - согласился Зубов. - Но только почему это у меня получается? А потому,что задача всегда ясная: или мы их, или они нас. Ну, и воодушевляюсь. А тут... Он тебя может, а ты его нет. Ну разве не обидно?

- Ты не согласен?

- Что значит "не согласен", если приказываешь!..

- Не приказываю - прошу, как о личном одолжении.

- Ну? - удивился Зубов. - Это уже что-то новенькое. Но только не люблю я такую демократию. Может, все-таки прикажешь, а?

- Не имею права, - уныло сказал Вайс. - Могу только просить, как о дружеском одолжении.

- Значит, того и гляди ты мне потом таким же манером какого-нибудь фрица в порядке сюрприза на дом доставишь? - рассмеялся Зубов, но тут же отбросил шутливый тон и стал деловито советоваться, в какой обстановке лучше всего совершить похищение Генриха Шварцкопфа.

И когда все было оговорено, Иоганн из чувства признательности дружески стал расспрашивать Зубова о его семейной жизни.

Зубов сказал печально:

- А ничего хорошего не получается. Бригитта - женщина милая, добрая, а я ей только беспокойство причиняю. После налета на тюрьму прибыл домой перевязанный. Скрывал, что ранен. А утром она увидела, что простыни подо мной в крови, - ну и в обморок. Я - за врачом. Привели в чувство. В суматохе забыл, что сам в мединице нуждаюсь. Отпустил врача, а она в слезы. Любит она меня, понимаешь? Жаль ее будет, если меня убьют. Вот что.

- Выходит, и ты ее любишь?

- А как же? Одинокая она была в жизни. А со мной говорит откровенно и обо всем доверчиво, будто я ей родной, а не просто фиктивный муж.

- Почему же фиктивный, если любишь?

- Конечно, я ей кое-что правильное внушаю, вижу - растет.

- Ты смотри, полегче! - встревожился Иоганн.

- Самый моральный минимум, в пионерском масштабе, - успокоил Зубов. Я тактично. Не из тех, кто цветок дергает, чтобы он быстрее рос. - Заметил ехидно: - Мне, конечно, далеко до тебя: перевоспитать эсэсовца - это ты отчудил действительно по первому разряду. Если он тобой сам персонально в гестапо не займется.

Иоганн развел руками:

- Дело, как ты сказал, не обоюдное.

- Вот именно! Ты его в человека превратить хочешь, а он тебя на мясо.

- Ладно, - сказал Иоганн. - Значит, договорились?

- Выходит, так, - невесело согласился Зубов. Вздохнул. - Опять я дам Бригитте повод ля ревности. Обещал вечером мирно пойти с ней в гости к высокопоставленным фашистам. И, выходит, обманул. Снова смоюсь на всю ночь. А она в таких случаях спать не ложится, ходит, курит, после от головной боли страдает. И допрашивает про баб. А какие бабы, когда я теперь женатый! Не понимает она нашей морали. Хотя, что ж, правильно, что бдительность соблюдает. Среди женщин здесь огромная распущенность. Пришел, понимаешь, с ней первый раз в один, думал, порядочный дом. Хозяйка повела меня картины показывать, и так нахально пристала, что даже неловко.

Ну, я, чтобы антагонизма не вызывать, объяснил ей, что на фронте был контужен. Семейство важное, не хотелось терять контакта. Супруг - чиовник из управления экономики и вооружений ОКВ. Занимается делами захвата, сбора и охраны экономических запасов на оккупированных территориях. Похвастался: - Я теперь прославился как фотограф-любитель. Всем знакомым их карточки дарю. Ну, попутно в кабинете у этого чиновника кое-какие документы на пленку отщелкал. Потом в тайник сложил для отправки в Центр. Полагаю, нам потом для предъявления иска пригодятся.

- А ты растешь! - похвалил Вайс.

- Квалифицируюсь, - согласился Зубов. - Пистолетом не всегда пощелкать можно с такой пользой, как "лейкой". Это я понял!

- Хороший ты парень, Зубов, - сказал Иоганн.

- Обыкновенный. Только что действую в оригинальной обстановке. А так - что ж... Терять свое основное лицо я, как и ты, не имею права.

- Это верно, - согласился Иоганн, - лицо свое мы должны беречь больше, чем жизнь. Человек без лица хуже покойника.

- Покойников я вообще не люблю, - сказал Зубов. - И стать покойником вовсе не желаю, хотя, возможно, и придется...

- Ну что за глупости!

- Верно. Что может быть глупее мертвеца? Разве только ты сам, когда помрешь. Это я согласен. Обязан выжить, хотя бы изза одной такой отвратной мысли о себе. И я, конечно, стараюсь.

- Вот сегодня и постарайся.

- Идет, - согласился Зубов. И пообещал: - Будь уверен, пока жив, не помру. Это точно.

И они расстались. Один пошел налево, вдоль набережной, другой направо. Серая глянцевая Висла текла в плоских берегах, медленно и тяжко волоча свое зыбкое голое тело, зябнущее на ветру и дрожащее, как от озноба, мелкими, частыми волнами.

Набережная была пустынной.