Шекспир

"Его милости Генри Ризли, графу Саутгемптону, барону Тичфилду

Ваша милость, я сознаю, что поступаю весьма дерзновенно, посвящая мои слабые строки вашей милости, и что свет осудит меня за избрание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна; но если ваша милость удостоит меня своим благоволением, я сочту это высочайшей наградой и клянусь посвятить все свое свободное время и неустанно работать до тех пор, пока не создам в честь вашей милости какое-нибудь более серьезное творение. Но если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду возделывать столь неплодородную почву, опасаясь снова собрать такой плохой урожай. Я предоставляю свое детище на рассмотрение вашей милости и желаю вашей милости исполнения всех ваших желаний на благо мира, возлагающего на вас свои надежды.

Покорный слуга вашей милости

Уильям Шекспир".

Такое преувеличенное преклонение перед лицом, которому посвящалась поэма, было в духе времени. Считалось, что поэзия создается для высших знатоков. Чем выше положение того, кому посвящается произведение, тем выше качества этого последнего. Но автор обязан быть скромным. Пусть другие хвалят его. Короче — и чрезмерные похвалы покровителю и самоунижение поэта составляли своего рода ритуал. Так писали тогда все поэты, посвящая свои произведения, и Шекспир не проявил в этом посвящении больше низкопоклонства, чем было тогда в обычае.

Существовал еще другой обычай. Поэтические произведения писались из чистой любви к искусству. Так по крайней мере было принято считать. Поэтому печатались они без гонорара. Но тот, кому посвящалась поэма, как правило, делал денежный дар автору. По-видимому, это произошло и с Шекспиром. Сохранилось предание о том, что Саутгемптон отблагодарил Шекспира за посвящение тысячей фунтов стерлингов. Сумма преувеличена, это несомненно. Но ничего невероятного нет в том, что Саутгемптон подарил Шекспиру кошелек с золотом.

Есть в этом посвящении одна фраза, которая давно уже привлекла внимание исследователей. Шекспир называет поэму "первенцем моей фантазии". Между тем мы знаем, что до "Венеры и Адониса" он написал две или три пьесы. Как же в таком случае понимать слова Шекспира? Не означают ли они, что "Венера и Адонис" была написана раньше драм о царствовании Генриха VI? Или, может быть, слова Шекспира означают, что трилогия "Генрих VI" написана не им? (Именно так и полагали в XIX веке.)

Ни то, ни другое.

Мы правильно поймем Шекспира, если учтем, как относились тогда к пьесам, написанным для общедоступного театра. Для нас теперь Шекспир в первую очередь драматург. В начале же 1590-х годов, как сказано, пьесы не считались произведениями художественной литературы. Их рассматривали как вульгарные произведения, предназначенные для простонародья. Поэтому своим первым подлинно литературным произведением Шекспир считал поэму "Венера и Адонис". К тому же следует иметь в виду, что, когда поэма была напечатана, ни одна пьеса Шекспира в печати еще не появилась.

"Венера и Адонис" обнаружила во всем блеске поэтическое мастерство Шекспира. Успех поэмы все же имел некоторый оттенок скандальности. Произведение Шекспира формально утверждало превосходство возвышенной платонической любви, но эпизоды, когда богиня соблазняет молодого красавца, были написаны с такой выразительностью, что после них серьезное и даже несколько мрачное окончание поэмы не звучало достаточно убедительно. Это было нарушением канона, отступлением от принципа, согласно которому поэзия должна утверждать возвышенные чувства.

Шекспир взял в руки перо, чтобы исправить свой промах. В 1594 году Ричард Филд привез своему книготорговцу в его лавку около собора Святого Павла пачки свежеотпечатанных томиков поэмы "Лукреция", написанной Шекспиром в конце 1593 — начале 1594 года.