Шекспир и история

Время — понятие многозначное. Наряду с философским, физическим и другими его значениями оно имеет и смысл исто­рический. Время в качестве важнейше­го критерия исторической ориентации человека (и общества в целом), его фундаментальной этической ценности и, наконец, спосо­ба рассмотрения объективной реальности вообще и обще­ственных явлений в частности, т. е. рассмотрения их с точки зрения изменений, развития, стало восприниматься сравнительно недавно — в эпоху Возрождения 1.

Формирование такого понимания смысла категория времени имеет две особенности: во-первых, произошло это не сразу, а в течение нескольких столетий (прин­цип историзма окончательно восторжествовал только в XIX в.) и, во-вторых, наиболее ощутимый вклад в раз­работку этой проблемы (поскольку речь идет о периоде Возрождения) внесли не столько «профессиональные» историки и философы, сколько такие титаны литературы этого периода, как Петрарка, Рабле и Шекспир. И хотя хронологически Шекспир стоит в этом ряду последним, значение его творчества в повороте европейской культуры к проблеме историзма столь велико, что оно заслуживает специального рассмотрения.

Если даже отвлечься от присущей гению Шекспира глубины и многосторонности мировидения, он, как автор. Целых циклов исторических драм, острее других воспри­нимал значение времени в судьбах народов и государств, равно как и отдельных исторических личностей. Хотя бы поэтому он должен был самым непосредственным образом решать задачи художественного исследования историче­ского времени.

Средневековые представления о времени

В той или иной степени время всегда было элементом человеческого сознания. Человек средневековья воспринимал время как бы в двойном измерении 2: естественном и историческом, т. е. как течение круговое (циклическое) и линейное (развернутое). В первом случае представление о времени отражало родовой и — сквозь его приз­му — непосредственный индивидуальный опыт, во втором случае перед нами представление, привнесенное в средне­вековое сознание христианством. Однако в обоих случаях картина мира, рисовавшаяся ему, была по сути насквозь статической и лишь внешне подвижной. Первое из ука­занных представлений может быть названо натуралистическим, в нем отразилась вся мера слитности средневеко­вого человека с природой, естественной связанности его сознания родовыми узами, обусловленности образом жиз­ни, спецификой материального производства.

Средневековое общество — в основе своей земледельческое общество. Смена времен года не только диктовала земледельцу характер и ритм его труда, но и формирова­ла многие стороны его мировидения. В этом видении вре­мя представляло собой круговорот и измерялось естест­венными циклами: движением небесных светил, числом снятых урожаев, сменой поколений в роду и т. д., отсчи­тывалось «вехами», хранившимися в памяти, т. е. метри­кой больших делений. Когда же памяти не хватало, оста­валось определение — «с незапамятных времен».

Ощущение естественной размеренности бытия велико­лепно передано Шекспиром в драме «Генрих VI» 3.

…Мнится мне, счастливый жребий —

Быть бедным деревенским пастухом,

Сидеть, как я сейчас, на бугорке

И наблюдать …………………..

Уж столько дней, как в тягости овечки,

Чрез столько-то недель ягниться им;

Чрез столько лет я буду стричь ягнят.

Так дни, недели, месяцы и годы

Текли бы к предопределенной цели,

Ведя к могиле седину мою.

«Генрих VI», ч. III, II, 5*

(* Здесь и далее римской цифрой обозначается акт, арабской — сцена. Пьесы цитируются в переводах Е. Бируковой, Т. Гнедич, Ю. Корнеева, М. Кузмина, А. Курашовой, П. Мелковой, Вл. Морица, Б. Пастернака, А. Радловой.)

Согласимся, что с точки зрения современных стандар­тов средневековье проявляло потрясающее безразличие к фактору времени. Это было обусловлено рядом причин. Прежде всего человек той поры отнюдь не сознавал себя в качестве индивида, противостоящего времени «один на один». Наоборот, как член более или менее обширной естественной общности (родовой, племенной) он рассмат­ривал время сквозь призму «коллективного сознания».