Шекспир и история

Счет времени породил острое ощущение его урезанности. Разумеется, тот факт, что одни эпохи более воспри­имчивы к течению времени, чем другие, обусловлен ха­рактером каждой из них. Очевидно, что эпохи бурных перемен, глубоких общественных кризисов и эпохи «мирного» развития, внешне незаметной эволюции будут сосредоточены на противоположных сторонах обществен­ной жизни: первые на ее изменчивости, непостоянстве, на власти времени, вторые — на неизменном, пребываю­щем, преемственном вопреки времени. Точно так же по-разному будут ощущать и оценивать фактор времени, к примеру, периоды преимущественно эстетического от­ношения к произведениям рук человеческих и периоды преимущественно количественной оценки его результатов.

Естественно, бюргерство первым включилось в борьбу за наиболее «разумное» и деловое использование времени. Это новое сознание драгоценности безвозвратно уходящих минут было следствием (и в значительной мере условием) освобождения личности от пут патриархальной связанно­сти, превращения ее в личность, полагающуюся прежде всею на собственные силы и смело вступающую в пое­динок с временем. Красноречивым свидетельством насту­пившего перелома в отношении к фактору времени может служить книга изречений флорентинца Паоло ди Чертальдо, известная под названием «Книга о хороших обычаях» .(XIV в.). Чертальдо осмотрителен, умерен, благоразумен, отдает себе отчет в том, что житейские условия «хрупки». Но именно сознание этого толкает его на неустанное пре­следование земных целей, заключающихся для бюргера в накоплении богатства. Приведем некоторые из содержа­щихся в книге наставлений: «Кто слишком долго спит — теряет время»; «Кто желает поесть теперь, должен поду­мать об этом раньше»; «Предвидение высоко ценится, беспечность мало. Поэтому всегда будь предусмотритель­ным»; «Помни, что время упущенное нельзя вернуть»; «Будь тщательным и бережливым во всех своих делах»; «Остерегайся лени, как самого дьявола или любого дру­гого врага, если желаешь добиться успеха»; «Всегда трудись, чтобы получить выгоду. Ты не знаешь, сколько тебе дано жить, равно как и не знаешь своей судьбы»7.

Не будет преувеличением сказать, что все содержа­ние этой книги сводится к практическим выводам (для бюргера), сделанным на основе открытия индивидуаль­ного времени. Так на смену средневековому «изобилию» времени, впечатлению о его «мучительной медлительно­сти» пришло осознание его «краткости», его быстроты и неуловимости, а потому необходимости успеть извлечь максимальную пользу в «отпущенное» человеку время. На смену средневековому путнику, отрешившемуся от всего земного, пришел Улисс, охваченный ненасытным интересом именно ко всему земному, жаждой знаний и открытий, стремлением полностью воспользоваться «столь мимолетной бодростью наших чувств».

В новой перспективе время стало означать движение, обнаружение скрытого, возможность свершения, поле дея­тельности, на котором человек, вопреки собственной смертности, способен раскрыть свою духовную сущность и обрести бессмертие, поскольку творец как жизненная сила пребывает в человеке.

Итак, вместо того чтобы рассматривать время как цепь злоключений и страданий, этот индивидуум стал рассматривать его как цепь возможностей, предоставлен­ных ему для достижения успеха. О некоторых из них мы узнаем из ранней пьесы Шекспира «Бесплодные усилия любви» (I, 1):

Пусть будет слава, наша цель при жизни,

В надгробьях наших жить, давая нам

Благообразье в безобразье смерти.

У времени прожорливого можно

Купить ценой усилий долгих честь,

Которая косу его притупит

И даст нам вечность целую в удел.

Земной славы и чести нельзя достичь, уйдя в мир фан­томов, путь к ним лежит через саму жизнь. Человек остается в потоке времени (другого ведь выхода у него нет), но преодолевает его с помощью средств, предоставь ленных временем, и сил, заложенных в нем.

Неудивительно, что вместе с новым восприятием вре­мени родились новые представления о ценности человека.