- Нет, почему я должен нервничать? - ответил Руи. - Как уличный мальчишка, большую часть своей жизни я провел на огромной публичной сцене.
- В первый раз, когда я появился на подмостках, я очень боялся, что испугаюсь сцены и опозорю мессира Уилла и себя.
- И как?
- Нет, но тогда у меня была очень маленькая роль – Пака[38]
в «Сне в летнюю ночь».- Держу пари, ты был милым бесёнком, выставляющим напоказ свою маленькую попку на всеобщее обозрение! - рассмеялся Руи.
- О, нет! - возразил Дикон с пылающими щеками. - Тогда, как и сейчас, пуританское влияние было слишком велико во мне.
- Я помогу тебе выкорчевать его в совместном экстазе, - пообещал Руи.
- Сегодня вечером? - пробормотал Дикон с надеждой.
- Сегодня вечером, так тому и быть - напомни, если я забуду. «Выцарапай пуританина и покажи сатира», подумал Руи, забавляясь. Ну, я за сатиров - если только они не слишком сатирические.
Мальчики сидели за занавеской в кулисах «Глобуса», ожидая со сцены шипения или улюлюканий, ибо елизаветинская аудитория, как правило, была такой же непостоянной и изменчивой, как и флюгер женского рода - то, что приветствовалось вчера, сегодня могло быть освистано, а завтра этому снова аплодировали. Однако мальчики-актеры почти никогда не подвергались травле, особенно если они были хорошими подражателями и искусными имитаторами, и из-за этого театралы имели два мнения об этих соблазнительных юнцах, считая их либо заблудшими ангелами, спустившимися с Небес, либо учениками Дьявола, поднявшимися из ада.
- Твое белоснежное платье подчеркивает твою красоту, - сказал Дикон, поглаживая шелковистую ткань. - Что это - самит, сатин?
- Насколько я знаю, это монашеская одежда, - пожал плечами Руи.
- Белый - цвет девственности, - пробормотал другой мальчик. - Ты должен носить его всегда.
- Ха! - фыркнул Руи. - Девственна только моя задница, хотя иногда я не слишком уверен в этом. Может быть, какой-нибудь демон украл мою вишенку, когда я пребывал в муках ночного кошмара или наклонился, чтобы поднять мыло в бане.
- Но ты бы понял, что потерял её, не так ли? Ты бы это почувствовал.
- Нет, не почувствовал, если был пьян в стельку. Он нахмурился, глядя на свое платье. - Посмотри на эту чертову штуковину - оно почти до моих ступней, и, если я не споткнусь об это платье и не сломаю себе шею, это будет чудом!
- Ты более ловок, чем горный козел, - сказал Дикон, - и разве ты не говорил мне однажды, что рожден быть повешенным?
- Да, но случаются и несчастные случаи - боги любят подшучивать над нами, беспомощными смертными. Ай! У меня ужасно чешутся титьки! Что, черт возьми, у меня там подложено - парижская штукатурка?
- Это просто складки ткани. Твои сиськи...
- Грудь, черт возьми!
- Грудь должна быть похожа на распускающуюся грудь четырнадцатилетней девочки, ты же понимаешь.
- Мне повезет, если моя грудь не поднимется к горлу и не задушит меня или не опустится к промежности, и я не кончу, запачкав моё прекрасное белое платье!
- Не волнуйся, я сам крепил подкладку - она останется на месте. Ах, Руи, твоя красота и обаяние вызовут восхищение у любого галантного кавалера - но береги себя! Эти благородные хамы пытаются позволить себе неприличные вольности!
- Если они осмелятся сделать это, - прорычал Руи, зловеще сверкая глазами, - то я так пну их между ног, что их фамильные драгоценности с грохотом посыпятся на пол!
- Я бы с удовольствием на это посмотрел! - хихикнул Дикон.
- Тогда держи глаза открытыми! Эй! Вот и твоя реплика! Топай отсюда - и держи свой член высоко!
Нацепив на лицо веселую улыбку, Дикон с важным видом вышел на сцену - цветок юности из Вероны, которому суждено влюбиться в девочку, которая была мальчиком и оба «умрут» в самом конце. Руи прав - это глупая пьеса, но, не смотря ни на что, бесконечно драматичная.
Руи наблюдал за ходом пьесы - слуги, Капулетти, Монтекки, пир, Бенволио, затем кормилица - сейчас его выход, или нет? Ну вот, мрачно подумал он, была не была! Приподняв юбку чуть выше своих чертовски тесных изящных туфелек, Руи-Джульетта появился на сцене, скромный и невинный подобно послушнице у монахинь, как это можно было предположить.
Обычно шумная публика тут же примолкла в некотором смущении. Боже мой, что у нас тут - белокурая Джульетта?! Никогда ещё в человеческой памяти не было Джульетты, которая явно родилась блондинкой! И наблюдая, прислушиваясь к ней - ее милые маленькие ножки мерцают под ее платьем, её грациозные движения, ее пронзительные звуки птичьего сопрано, её... Не может быть! Эта Джульетта не мальчик, а настоящая девушка?! Не дай Бог, чтобы это было так, потому что подобное нечестиво, если уже не ересь, а может и даже хуже, и Иегова наверняка накажет такую безбожную пародию огнем, потопом и мором!