Ну и ладно, выбросила, так выбросила.
Выплакавшись, почувствовал некоторое облегчение. Немного передохнул и пополз вдоль стены, ощупывая всё пространство, которое мог охватить руками. Вот какие–то вертикальные стойки, полки. Похоже стеллаж. Под стеллажом пусто. Попробовал приподняться с живота, но резкая боль в спине бросила обратно на пол. Полежал, подождал пока боль поутихнет, осторожно, по сантиметру подтягивая руки, встал на четвереньки, потом перенёс вес на левую руку, а правой нащупал на нижней полке стеллажа ящики и в одном из них два вяловатых корнеплода с куриное яйцо величиной. Значит не ошибся, погреб. Понюхал, откусил — свёкла. Хотя земля хрустела на зубах и при каждом движении челюстей будто иголки в рану на лбу вонзались, Микко доел их до последней крошки. И изнемог. Кое–как дополз до настила, и заснул, либо впал в забытьё. Когда открыл глаза, светлого квадратика на полу не было, была кромешная тьма. Хотелось пить. Опять подполз к стене и облизал её снизу и вверх привставая сначала на четвереньки, а затем поднимаясь на колени. Вернулся на настил, лег на живот.
В третьем классе тогда учился, пришёл домой со школьного собрания и в первый раз заявил.
- Бога нет!
Мама испуганно прижала руки к груди и попросила.
- Не говори так!
А отец поинтересовался
- Куда же Он делся?
- Его никогда не было. Это всё выдумки, — заверил Миша непросвещённого отца.
- Ух ты! Вот это да! А всё окружающее, Солнце, Земля, растения, животные… люди, наконец, — откуда взялись?
- Природа, растения и животные возникли в процессе эволюции. А человек произошёл от обезьяны.
- Это те, кто учит детей так говорить, произошли от обезьян. От гамадрилов краснозадых, — осерчал отец. — А нормальных людей Бог создал. И душу живую в них вдохнул.
Но до завершения разговора Микко в воспоминаниях не дошёл, силы его оставили. На этот раз уснул. Даже снилось ему что–то, но что, проснувшись, забыл.
Проснулся он от стука засова, от света и от вкатившегося в погреб холодного воздуха. Яркий свет резал глаза, Микко щурился и не мог разглядеть стоявших против света переводчика и солдата.
- Выходи, — позвал переводчик.
Микко закрывая ладошкой слезящиеся глаза вышел из погреба. И сделав несколько шагов осознал и удивился тому, что хоть медленно и с болью, но может идти.
Переводчик запер погреб. Глаза понемногу привыкли, Микко огляделся. Сгоревший хутор, от которого остались только фундамент да погреб. Солдат развернул Микко в сторону блиндажа и подтолкнул ладонью в спину.
- Шнель.
Толкнул несильно, но избитая спина болью отозвалась на толчок, ойкнул и прогнулся, и как мог быстро пошёл к блиндажу, осторожно осматриваясь и оценивая обстановку.
Солдат без оружия. Хотя может быть пистолет в кармане. А зачем ему маскировать? Переводчик… Каких–то отрицательных настроений в нём не видно. Но и быть им с чего, он переводчику ничего плохого не сделал? Хотя, если он у фашистов лицо не случайное, то и настроения их скорее всего разделяет. Нет, не получается чётко квалифицировать ситуацию. Но угроз, агрессивности с их стороны не видно. И то хорошо.
В блиндаже за столом кроме гауптмана ещё немецкий офицер. Форма армейская, на плечи накинут полушубок, звания не видно.
- Господин офицер говорит, что у тебя осталась последняя возможность избавить себя от сурового наказания — чистосердечно признаться в своей шпионской деятельности и рассказать всё подробно и ничего не скрывая.
- Какой я шпион? Я не могу быть шпионом. У меня дядя Эйно Метсяпуро, полком в финской армии командует.
- Господин офицер считает, что это не является гарантией и спрашивает, строго спрашивает: зачем ты обследовал расположение военного объекта?
- Да ничего я не обследовал, у меня живот прихватило. Что ж мне посреди дороги…
- Проверяли? — Спросил офицер в полушубке гауптмана.
Гауптман пожал плечами.
- Я офицер, а не санитар.
- Надо проверить.
Гауптман что–то проговорил сначала обер–ефрейтору, потом переводчику.
- Сейчас пойдём, покажешь зачем ты в лес заходил. Всё покажешь, — пересказал его слова переводчик.
У блиндажа надели лыжи, прошли на место и Микко показал беличьи следы, дятлову кузницу и свои небольшие комочки.
- Это всё? — Удивился обер–ефрейтор.
Но за Микко неожиданно вступился переводчик.
- Он же впроголодь живёт. А у таких людей кишечник всегда ненормально работает.
- Я–я, — согласился обер–ефрейтор. Но не со всем согласился.
- Господин обер–ефрейтор сомневается в твоих словах. Ты говорил, сначала живот заболел, потом были белка и дятел. А видно, сначала белка и дятел и только потом живот. Непоследовательно. Может быть живот вовсе не болел?
Голова ещё задуматься не успела, как язык сам ответил.
- Болел. Но очень хотелось белку поймать. Или дятла.
Карел перевёл слова Микко и опять вступился, от себя добавил.
- Увлёкся, ребёнок ещё.
- Я, киндер. Я–я, ер ист егер[29] , — согласился немец.
Возвратились в блиндаж. Офицера в полушубке уже не было.
Гауптман выслушал обер–ефрейтора, обратился к переводчику и кивнул на Микко.