Шёл разведчик по войне

 А когда умер Яри, в день похорон, на поминках посадили Ануфрия на стул, и восемь стариков взявшись по двое за каждую ножку стула подняли его к потолку, провозгласив таким ритуалом хозяином и признав равным себе.

 Вместе с этим признанием легла на Ануфрия и обязанность выдать замуж остававшихся пока незамужними двух своячениц. И эту обязанность Ануфрий с Божией помощью исполнил.

 Сыновья, внуки и правнуки Ануфрия и Анны женились на карельских девушках, дочки, внучки и правнучки выходили замуж за карельских парней. Так множился карельский род Масловых. Ну Масловы так Масловы, всякая фамилия у карела может быть. Многие из них, особенно женщины, по–русски и понимать–то мало понимали, а говорить могли ещё меньше. Но многие же, в той или иной мере, унаследовали приверженность к земледелию. Возможно это объяснялось генами вологодского пращура, а возможно привычкой от рождения есть настоящий хлеб. Поэтому к выращиванию его они относились самоотверженно, сил и времени не жалели. И во многих семьях Ануфриева потомства хлебушек, если не пшеничные караваи и не ржаные ковриги, то ячменные и овсяные хлебцы на столе были круглый год.

 Привязанности к спиртному ни у Ануфрия, ни у его потомков не было. То есть, выпить они были не прочь, но всегда знали время, место, меру и компанию. Унаследовал это качество и Эркки. Но однажды паровозный машинист Василий Мельников, сосед его старшей сестры жившей в Элисенвааре, угостил домашним вином из крыжовника. Эркки очень понравился и вкус продукта и доступность производства. Он подробно расспросил и даже записал в тетрадку и то как готовится сусло, как сбраживается, снимается с осадка, осветляется и вызревает вино, и как, с помощью перегонного аппарата можно превращать его в более крепкий напиток. Эркки увлёкся, это стало неким занятием для души. Потреблять спиртное в больших количествах он не стал, его интерес занимал сам процесс: как можно из ягод, из фруктов, из стеблей ревеня и даже из корневищ лопуха и цветков одуванчика творить вино. Нравилось и разнообразить вкус настаивая и вино и самогон на травах и на кореньях, на меду и на прополисе, на цветках кипрея и на корневищах калгана, на смородиновых почках и на дубовых опилках и на многом другом. Окружающие уважительно и даже восхищённо говаривали о нём

 - Эркки большой умелец. Эркки даже из оглобли ром сделает.

 Эркки рассказал, что едет к младшей сестре на девять дней своего зятя Рейно Пуссинена, которого убили партизаны. Всех убили, всю ремонтную команду. Рейно сняли перед самой сменой, когда солдат уже не на подходы к охраняемому объекту смотрит, а на дверь караулки. А когда на смену Пуссинену вышел другой солдат, совсем молоденький, мальчишка ещё, и того ножом. И пикнуть не успел. Вошли в дом и всех сонных шомполами в ухо закололи: если кинжалом или штыком ударить, то при не очень точном ударе вскрикнуть может и других разбудить. А когда шомполом в ухо, то молча человек умирает… Взломали двери в мастерские, испортили и станки и другое оборудование. И орудийные замки унесли. Сделали всё тихо, обнаружилось только утром, когда женщина, которая им готовит, кормить их завтраком пришла.

 Микко вспомнил и Йорму, и Хилму, и Пуссинена, и молоденького солдата Петри Туокко. Кровь прилила к лицу.

 - Ты что порозовел? — Удивился Эркки. — Разве ты Рейно знал? — И тут же сам объяснил. — Тепло пришло из баклажки.

 Микко не возразил против такого объяснения. Но злорадство и жалость одновременно охватили его. Злорадство к уничтоженному врагу и жалость к неплохим, в общем–то, людям и хоть на половину, но своим по крови. И Николай Иосифович вспомнился: «Как можно воевать со своим народом?»

 Но немногие секунды спустя всё легло на свои полочки: немцы враги, а эти были за немцев. Значит, никакие не свои, тоже враги и не сложа руки сидели — оружие ремонтировали и огневые точки строили, чтобы наших убивать. И Микко успокоился, не над чем тут голову ломать.

 - И у нас, в Киеромяки… Не слышал, что произошло?

 - Нет. Не откуда.

 - Той же ночью русские диверсанты, под видом немецкой колонны подошли к шлагбауму сняли сначала часовых а потом и весь караул. Из винтовок с глушителями перебили немецких часовых у скалы и взорвали склады. Больше суток горело и гремело в скалах и никак не погасить - из дверей пламя пышет и снаряды вылетают.

 Микко прикрыл глаза и склонил голову, как бы подрёмывал, но ловил каждый звук и каждый оттенок интонации.

 - Почти неделю в деревне шло следствие, начальство и немецкое, и финское понаехало. Говорят, лазутчик в деревне есть. Потому что диверсанты знали всё: и расположение постов, и время смены часовых, и секреты, и проходы в минном поле.