Шёл разведчик по войне

 Даже ребятишек допрашивали. Говорят, наблюдение велось с сарая, с которого они трамплин устроили. Когда осмотрели внимательно, нашли в сарае бинокль. Видимо обронил через щель. Попробовали с собакой хозяина найти, да собака след не взяла, запах вымерз. Про тебя тоже спрашивали, поначалу странным им показалось, что только ты ушёл и сразу диверсанты нагрянули. Но все ребятишки сказали, что ты с сарая на лыжах не катался, и даже ни разу там не был. А почему ушёл, так Ирма объяснила: страшно, мол, мальчишке одному в большом доме по ночам. И днём не весело. Больше тобой не интересовались.

 А Айно Хокконена, который придумал с сарая на лыжах кататься, в гестапо возили. Что там с ним было, как его допрашивали, никому не ведомо. Только привезли обратно не парня, не человека… Сидит часами неподвижно в одну точку уставившись. И от всякого шума или громкого голоса вздрагивает, плачет или прячется. Покормит его мать, — поест. А так только сидит да в одну точку, как в пустоту смотрит. Сам Хокконен–отец, лицом почернел — такого парня, весёлого да работящего, сгубили. А мать… сама не своя от горя: и к врачам, и к колдунам и в монастырь к старцам, — к кому угодно, говорит, поеду, лишь бы сына спасти.

 Микко съежился и затих под тулупом. И Айно жалко и бушевало злорадное ликование. «Это вам, гадам, за папу и за маму, и за друга моего, за Илюху Ковалёва, и за Сашку Пышкина! И за всех нас!»

 Просил Валерий Борисович присматриваться к ребятам, которые остались в Ленинграде, подбирать из них стойких и смышлёных. Присматривался и время от времени называл то по одному, то по две–три фамилии, в зависимости от того как встречались и чем дышали встреченные. Братьев Попопых назвал, Вовку, с которым учился в одном классе и его старшего брата Славку, председателя совета пионерской дружины в их школе, и Сашку Пышкина, и Илюху Ковалёва.

 Но Поповы уже стали юнгами Балтийского флота и щеголяли в бушлатах и в бескозырках.

 А с Илюхой едва не столкнулся летом, в августе, возле Сиверской когда, попрошайничая, шёл «маршрутником» — вёл по пути наблюдение за передвижением немецких войск и техники. Илюха шёл встреч солнцу и потому не разглядел Мишу, а Миша, едва различив его, тотчас сиганул в кусты и затаился. Хотелось, очень хотелось поговорить и побыть с ним вместе. Всё–таки свой Илюха и свой в доску. Но, как говорит Валерий Борисович — только бережёного Бог бережет. Попадёт к фашистам и вдруг пыток не выдержит. Обоим хана. Хоть Илюха о нём ничего не знает, но на подозрение своим знакомством навести может.

 Это была их последняя встреча.

 Как позже узнал Миша, Илюха ходил связным к подпольщикам. Либо возможности установить радиосвязь с той группой не было, либо они очень ценную информацию добывали и потому в штабе остерегались выходами в эфир немцев насторожить. И чтоб не привлечь их внимания и не побудить к розыску, донесения от подпольщиков носил Илюха. Писали особым составом на его теле, а когда приходил к своим, смазывали проявочным раствором, переписывали и смывали. Точно так же когда уходил в немецкий тыл, писали на нём шифром для подпольщиков задания, инструкции и иную необходимую информацию, а те проявляли и считывали. Ни мыться, ни купаться, ни речки вброд переходить ему было нельзя, даже от самого маленького дождя необходимо было укрываться.

 В конце лета схватили его. Сначала так допрашивали, а потом на пытки отправили. По полу катали. Водой с песком из пожарного рукава по бетонному полу от стены до стены. Но эти вода с песком спасли тогда Илюху. Немцы, видать, пронюхали, что у мальчишек на теле может быть написано. И мазями потом всякими натирали, и рентгеном просвечивали. Да только поздно, сразу не догадались, а струя сильная, с песком и по бетонному полу катали — всё вытравилось. Нашли только пятна. А что за пятна, откуда ему знать, ночевать–то где попало приходится, вот и запачкался где–нибудь.

 Отпустили. Постращали и отпустили.

 Не сразу, правда, ещё с неделю у себя подержали. Может быть не хотели выпускать с распухшим и посиневшем от струй воды и песка телом, а возможно надеялись через подсадных что–нибудь выведать.

 А в октябре, когда шёл Илюха от подпольщиков, остановил его полицай и на свой двор направил наколотые дрова в поленницу укладывать. За это пообещал накормить досыта и на ночлег оставить. Отказываться нельзя, подозрение может быть: бездомный и голодный, а от еды и ночлега отказывается. А вечером привязался — иди в баню. Какая ж Илюхе баня, когда на теле сообщение от подпольщиков написано. Он отнекиваться. И баню, мол, не люблю и душно мне там, и сердце слабое. Но упёрся полицай — париться, не хочешь, не парься, но помыться обязан, иначе в дом не пущу. Что тут делать. Закинул Илюха котомку за плечи и дальше пошёл.