Шел третий день...

«Порядок, стало быть, — оценил обстановку Лаврюха. — Стало быть, оклемались». Он снова развел огонь, забрался на полок. Мальчишка не спал, но дышал ровно, спокойно. Бабы пристали к Лаврюхе с расспросами о семье, он отвечал, что женат, что двое детей-школьников. «Все, бабы, извините, я спекся», — просунулся к стенке, отодвинул от бревен мальчонку, услыхал: «Я овощным заведую, а Валя — универсальным», — и далее ничего не слышал, потому что мертвецки спал.

Ночью мальчишка захотел пить и разбудил Лаврюху. Тот сходил за водой — в котле была ржавая, — поставил ведерко греться, запасся дровишками, напоил мальца, уступил бабам свое место, а то они так сидя и дремали, сам лег на нижнюю — шириной в одну доску — ступеньку полка. Переночевали.

Утром оделись, вышли к шоссе и на автобусе добрались до поселка: объяснили водителю ситуацию, тот подбросил бесплатно — денег ведь ни у кого не было. Лаврюха отвел мальчонку домой — тот не чихал, не кашлял, — сдал матери. Потом на почте разрешили — опять же бесплатно — позвонить в леспромхоз. Лаврюха сообщил об аварии.

— Напился! — определил директор причину аварии.

— Нет, — оправдывался Лаврюха, — не пил я, нисколько не пил.

— Справку из милиции, иначе — начет, — и бросил трубку.

В милиции Лаврюхе поверили:

— Пожалуйста, дадим справку, зови свидетельниц.

Он выскочил на крыльцо, где оставил свидетельниц, но их не было. Вернулся на почту, забежал в магазин, в сельсовет — теток и след простыл. Наконец на автобусной остановке ему сказали, что тетки остановили шедшие из города «Жигули», коротко переговорили с водителем, сели, и машина повернула обратно.

Лаврюха повинился перед милиционерами и отправился на ремзавод просить буксиришко: «Начет там или не начет, а катерок вызволять надо».

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Одно время газетный корреспондент Куликов ездил рыбачить в Белорецкий залив. Не то чтобы рыбалка там хороша, но ездить туда ему нравилось. И добираться удобно — от электрички полчаса ходу, и место красивое — домик стоял на высоком берегу среди сосен, и прежде всего оттого, что заведовал Белорецким хозяйством Андрей Вадимович Панюшкин, человек интеллигентный, умеющий поддержать любую беседу, а главное — добрейшей души. Теперь был он на пенсии, а до пенсии — инженером в НИИ, где занимались вопросами, по которым Куликов как собеседник интереса не представлял и которые, честно говоря, его самого интересовали мало. Конечно, Куликову в любознательности отказать было нельзя, но, заговорив однажды с Андреем Вадимовичем об этих вопросах, он тут же и понял, что для продолжения разговора необходимо поступить в физико-технический институт и окончить по крайней мере три курса. «А лучше бы все пять», — несколько подумав, заключил Панюшкин, после чего оставалось развести руками.

Зато уж по всяким другим поводам беседы их складывались ладно и увлекательно и, кажется, были одинаково приятны обоим.

Работа требовала от Куликова частых разъездов, из которых он привозил вороха впечатлений. Чего бы они ни касались, Андрей Вадимович мгновенно угадывал проблему, стоящую внимания, и, обладая исключительной памятью на цифры и способностью быстро считать в уме, тотчас принимался вертеть ее так и эдак, разглядывая со всех сторон. Куликов однажды, к удивлению своему, понял, что уроки Андрея Вадимовича не прошли для него бесследно: разговорившись в самолете с начальником строительства электростанции, корреспондент вдруг увлекся и так лихо разбросал будущие киловатты между алюминиевым заводом, железной дорогой, промышленными центрами и освещением близлежащих поселков, что государственный человек принял его за инспектора из Госплана.

Как-то осенью он познакомился с Панюшкиным-младшим. Погода в тот день была омерзительная: холод, ветер. Увидел Куликов на улице рыбака с пешней и на следующее утро сорвался в Белорецкий залив с ящиком, коловоротом — совсем по-зимнему. И промахнулся: льда здесь не было, гуляли волны. Следом явились еще несколько бедолаг, но, обнаружив недоразумение, все умчались искать лед по другим водоемам. А у Куликова разгона, что ли, настроения не хватило, и он остался.

О существовании у Андрея Вадимовича сыновей он знал, однако сколько их и чем они занимаются — не имел представления. Вообще, знакомство это складывалось таким образом, что момент, когда начинают обмениваться подробностями биографий, был пропущен — в доме всегда находились приезжие, иногда человек десять-двенадцать, их присутствие, разумеется, не располагало к беседам на темы личные. Ну а пропустив этот момент, люди подчас совершенно теряют его из виду. И снова едва ли стоит упрекать корреспондента в недостатке любознательности — от всякой работы хочется иногда отдохнуть, и журналист может позволить себе роскошь иметь одного приятеля, о котором почти ничего не знает.