Томте едва не задохнулся от ярости. Ее дома! Он тут хозяин! Захочет и сам ее выгонит!
«…тебя выгнали из Маг Мэлла, и теперь ты вынужден служить смертной женщине за кусок пирога», — прозвучало в голове.
Напрасно он врет самому себе. Что он такое без дома? Чужого дома, хозяином которого себя считает. И что он будет делать, если старая женщина перестанет его кормить? Красть еду? У нее? У соседей? У кошек под дверью дома? Он никогда не был здесь хозяином. Нигде не был. Он и себе самому не хозяин.
— Ну и уйду! — уже вовсе не таясь, заявил с антресолей Йеллу.
Плевать! Если она и расскажет кому, что своими глазами видела белобрысого человечка, спрыгнувшего с антресоли, все сочтут ее чокнутой старухой. А если и не сочтут — тоже плевать! Даже если его превратят за это в крысу и заставят прятаться в канализации — плевать! Йеллу спрыгнул вниз и демонстративно вышел в дверь — пошла она к троллям на ужин! Она тоже никогда не ценила его, как и все остальные.
Утро в сером людском городке оказалось неожиданно серым и людным. А еще — мокрым и дождливым. Небо опиралось немытым толстым брюхом о горбатые крыши, под ногами уже чавкала свежая грязь, бурая и жирная, за ворот упрямо лилась холодная вода. Томте брел по улицам, не оглядываясь и не разбирая дороги. В Маг Мэлле все не так. Дождь идет только тогда, когда тебе этого хочется, и всегда теплый, приятный, сладкий на вкус. Ветер ворошит волосы, как ласковая подружка, а не хлещет плетьми, как королевские палачи. В Маг Мэлл ему нельзя. Он здесь навсегда. Пленник. Изгнанник. Неудачливый вор.
Йеллу обнаружил себя в дальней части городского парка, когда солнце высунуло краешек все еще бледного нордического носа из-за кисеи туч. Вода периодически лилась ушатами с веток разлапистых кленов и ясеней, раскисшая глина заглатывала ноги по щиколотку. Но тут по крайней мере не было людей. Томте отыскал маленькую, продуваемую насквозь беседку и свернулся калачиком на лавке. Не пойдет он ни к какой другой смертной. Ни к кому не пойдет. Он вернется в Маг Мэлл. И плевать на все. И на Ильтике тоже плевать.
Он вытащил из кармана заветный шелковый платок. Обида душила горло. Значит, так? Она же нарочно оставила его на виду, почти не прятала. Чтобы показать, что это ее рук дело. Чтобы сделать ему больно. Это все из-за нее, из-за ее закидонов, ее спеси! Она хотела короля — она его получила. А он, Йеллу, получил три сотни плетей и вот это! Грязь, дождь, холод и объедки со стола смертных!
Томте разорвал тонкую, как паутинка, ткань пополам, потом еще и еще, бросил наземь, втоптал в мокрую глину. Пропади ты пропадом, Ильтике!
Где-то поодаль орали дрозды, пронзительно, скандально. Выли и, по-видимому, дрались коты. Гудели чьи-то клаксоны…
Коты. Или кошки?
Йеллу подскочил, как ужаленный. Обычные коты воют совсем не так. Сам не понял, как оказался на детской площадке с горкой-«ракетой» и деревянными качелями. Детей после дождя еще не появилось, зато в мокрой песочнице, подпрыгивая и барахтаясь, яростно дрались те самые черные кат ши. Аж шерсть клочьями летела. Йеллу замер, отчаянно соображая, что ему делать. Если одна из них — лунантиши, а вторая — Ильтике, может быть, они дерутся… из-за него? Может быть, Ильтике и впрямь не виновата? Тогда… он должен помочь ей? Но которая из них? А вдруг Ильтике тут нет вовсе? Вдруг это просто ловушка? Очередная ловушка?
Как разнять дерущихся кошек? Он и как разнять дерущихся женщин-то не знал…
Нахлынувшая вдруг злость подтолкнула томте вперед, и он выпрыгнул на гравиевую дорожку площадки, на лету обернувшись пятнистой бело-рыжей колли. Кошки отпрыгнули, изогнули спины дугой и дружно зашипели на пса. А через мгновение шерсть полетела уже из самого Йеллу. Томте молотил кошек лапами, лязгал зубами, но все время промахивался. Наконец силы полностью покинули его и Йеллу вновь принял свой обычный облик светловолосого паренька — изрядно исцарапанного кошачьими когтями, измазанного в грязи по уши, в рваных лохмотьях вместо одежды. Одна из кошек шикнула на другую и та отпрыгнула, хотя и без особой охоты. Первая же взгромоздилась Йеллу на грудь и тоже начала трансформироваться.
Черная шерсть, также местами потрепанная, приняла облик длинного шелкового платья, чуть приоткрывавшего маленькие нежные лодыжки, усатая кошачья мордочка обернулась хитрым остроносым личиком с огромными, также похожими на бирюзовый шелк, глазами силки. Мокрые шелковистые кучеряшки цвета облаков на закате прилипли к перламутровым плечам, щеки пылали, точно розовые лепестки яблони.
— Иль… — не в силах сдержаться, выдохнул Йеллу.
Вторая кошка тоже брезгливо отряхнулась и начала менять обличье. Секунду спустя глазам Йеллу предстала все та же вульгарно одетая лунантиши с окончательно разорванным на груди декольте. Терновая подошла поближе и присела на корточки.
— Помочь? — обратилась она к Ильтике.
Силки мотнула головой и состроила томте глазки. Йеллу все еще силился понять, что происходит.
— Зачем, Иль? Ты с ней заодно?