Но, как ни старался Дамкум, оседлать коня он не смог. Пришлось Кудиму слезть, привязать свою лошадь, чтобы не убежала, и помочь незадачливому спутнику.
Сделав круг, чтобы сбить возможных преследователей с толку, всадники вернулись к реке ниже по течению и, то и дело оглядываясь, поехали вперед. Дамкум приноровился к своей лошадке, которая бежала рысью, пофыркивая и тряся головой. Певец не отставал от своего друга, умело обращавшегося с лошадью.
– Ты раньше ездил на коне? – стараясь сидеть свободно, как Кудим, спросил Дамкум, но как только лошадь прибавила темп, снова припал к ее шее, ухватившись за косматую гриву.
– Да, у моего хозяина были кони и даже колесница!
– Ух, ты! – восхитился Дамкум. – А может, тебе надо было в его доме остаться и жить припеваючи?
– Нет. Там я не был бы свободен. Все знали меня, как раба, хоть и особо отмеченного стариком. Но после его смерти никто не стал бы считаться со мной. Так что я там, где должен быть! – Кудим ударил лошадь пятками по бокам и крикнул: – Догоняй!
– Что ты, стой!..
Но его лошадка припустилась вдогонку, словно только ждала команды. Дамкум крепче сжал ноги и еще ниже склонился к лошади.
Всадники мчались по спящей долине, а небо между тем посветлело, и восток подернулся тонкой полоской зари. Встрепенулись птицы. Жаворонок взмыл в небо и завел приветственную песнь. Ночные охотники попрятались по норам, уступив владения хозяевам дня. Солнце не заставило себя долго ждать – выкатилось желтым шаром и сразу же засияло, распустив лучи по всему небу. Остановив коней, друзья приветствовали сиятельного бога Шамаш, благодаря его за удачу и покровительство.
Поехав шагом, Дамкум запел. Ювелир не мешал, он слушал. Напряжение сумасшедшей ночи дало о себе знать: глаза слипались, мысли стали тягучими, голова клонилась к груди. Он бы уснул, но непоседливый спутник, прервав песню, воскликнул:
– Смотри, там дом! И не один! Не это ли Маргуш?..
Кудим потряс головой, разгоняя прилипчивый сон, сощурился и пригляделся.
– Не думаю. Не таким я себе представлял таинственный город. Но давай подъедем ближе и спросим. Жители уже поднялись, видишь, дымок вьется?
Последнее обрадовало Дамкума более всего.
– Как думаешь, они нас накормят?
– Скоро узнаем!
Как ни приглядывались путники, но людей не видели. Зато неожиданно раздался пронзительный душераздирающий крик. Дамкум со страха натянул поводья, да так, что его лошадь поднялась на дыбы. Едва не упав, он припал к ее спине и распластался, прижав к лошадиным бокам и ноги, и руки.
– Благодетель мой, всемогущий Шамаш, защити меня, не дай злым силам растерзать мое тело! – запричитал он.
Кудим слез с коня и, взяв его в поводу, осторожными шагами пошел к глинобитному забору, за которым через пустой двор виднелась стена дома. Не прошел он и нескольких шагов, как крик повторился. Кожа на руках ювелира покрылась мурашками. Он остановился и прислушался. Показалось, что где-то говорят люди… показалось… и опять крик! Не крик, а вопль, в котором звучали боль и страх, и… мольба о помощи! Кудим оглянулся на спутника. Тот все еще обнимал своего скакуна, остановившегося на дороге. Понимая, что от Дамкума сейчас мало проку, Кудим оставил коня и подкрался ближе к глинобитному забору. Высунув голову, он увидел верблюда, который стоял, прижавшись к стене дома, и заглядывал за его угол. При очередном крике верблюд отпрянул и задрожал. Кудиму стало не по себе. Он пролез в промоину в заборе и, осторожно ступая, подкрался к верблюду, встал рядом и тоже заглянул за дом. То, что он увидел, повергло его в ступор.
Во дворе, в узком простенке у забора, стоял матерый верблюд и орал, словно его резали. Трое мужчин суетились с обеих сторон от него. Один, сидя на заборе верхом, держал верблюжью голову за уздечку, туго затянутую вокруг морды, облепленной изрядной порцией пены. Другой, вытащив из пламени костра длинные щипцы в виде дужек с парой скрещенных палок между ними, перекинулся за забор к верблюжьему заду и приложил раскаленный металл к ляжке несчастного животного. Верблюд завопил. А его мучитель еще сильнее нажал на щипцы. Верблюд орал как оглашенный. Он дергался, пытаясь выбраться из застенок, но тщетно – ни назад, ни вперед, только пена с его обвислых губ летела клочьями в разные стороны.
– А вот так! Будешь знать, кто хозяин! – услышал Кудим и тогда догадался, что это клеймят верблюда.
Третий человек, еще подросток, наблюдал. И как только щипцы вернулись в костер, подбежал к загону и открыл его сзади. Мужчина, сидевший на заборе, расслабил уздечку и пнул верблюда в грудь. Тот попятился и, почувствовав свободу, резво выскочил из загона, успев измазать в своем же дерьме все копыта, и убежал в открытые ворота, туда, где, прижавшись друг к другу, стояли три клейменых верблюда.
Кудим замешкался и не успел уйти со двора; шустрый мальчишка, видимо, обнаруживший его, подбежал к мужчине с щипцами и, шепнув ему на ухо, показал рукой на угол дома, за которым затаились верблюд и чужой человек. Оба спрятались. Верблюд прижался к стене, а Кудим растерялся.