Шепот падающих листьев

Он так и остался на крыльце под небольшим навесом, решив подождать пока дождь немного ослабнет. Ветер совершенно стих, оставив только дождь, и Синдзи осознал вдруг, что звук дождя это единственное, что осталось в мире. Не лаяли собаки, не смеялись люди, не звенели колокольчики у дверей. Внезапно на самой грани слуха резчик уловил один единственный женский всхлип. Он сразу понял, откуда произошел этот всхлип и, не успев, толком, подумать о своих действиях, отодвинул створку двери дома госпожи Асакавы в сторону.

Дверь поддалась. В ноздри Синдзи ударил до неприятного сильный запах благовоний. Он обернулся, чтобы закрыть за собой дверь. Над дверью по старой традиции висела нагината², которую должно держать женщине, происходящей из семьи воинов, для защиты очага. Синдзи немного замешкался, любуясь изящным оружием. Император в своей великой мудрости изволил отменить самурайство, но отменить традиции, как видно, было не под силу даже Ему – отчего-то Синзди улыбнулся этой мысли.

В это мгновение всхлип повторился. Один негромкий женский всхлип, от которого волосы на спине резчика зашевелились. Синдзи снял корзину с немного подмокшими досками и поставил ее на пол. Всхлип раздался из спальни госпожи Асакавы. Резчик нарушал всяческие приличия, но теперь он совсем не сомневался, что с художницей случилось какое-то несчастье.

Ступая беззвучно, Синдзи подошел к двери в спальню и отодвинул ее. Госпожа Асакава сидела в центре комнаты совсем неаккуратно одетая и растрепанная. Ее лицо было обезображено следами горького, тяжелого, изнуряющего плача. Кулаком левой руки она зажимала себе рот, стараясь не выпустить ни единого стона или крика, а правую с зажатым в ней ножом неумолимо приближала к собственному горлу. В этот момент художница открыла глаза, желая увидеть мир в последний раз, но увидела совершенно ошарашенного Синдзи.

– Госпожа Асакава, что вы делаете?!

Художница оторвала прокусанный до крови кулак ото рта и произнесла с каким-то совершенно жутким спокойствием:

– Приветствую, Синдзи. Зачем ты в моем доме?

– Я… я принес вам печатные формы, госпожа.

– Ах да, я и позабыла о нашей работе. Прости меня, Синдзи, придется тебе самому закончить.

– Но я же не знаю, какие нужны цвета, госпожа, я не смогу без вас.

– Сможешь. Все смогут без меня, Синдзи.

– Не надо, госпожа…

Госпожа Асакава улыбнулась, а потом оглушительно громко крикнула: «Десять тысяч лет…»³ и резким движением перерезала себе горло.

***

Осеннюю мглу

Разбила и гонит прочь

Беседа друзей⁴.

Мастер Такэда опрокинул в себя еще один чашку саке и рассмеялся. Он был уже изрядно пьян и совершенно свободен от уныния, которое владело Синдзи. Резчик тоже был весьма нетрезв, но в веселость все никак не мог впасть. В отличие от известного выпивохи Такэды, который пил для расслабления и отдыха, Синдзи пил редко и обычно это было связано с тяжелыми жизненными переживаниями. Вот и в этот вечер резчик пытался с помощью саке смыть из своей души образ спальни госпожи Асакавы и упавшее вперед тело самоубившейся художницы, и кровь, пропитывающую татами…

Синдзи моргнул несколько раз, пытаясь прогнать вновь представшую перед ним картину, потом выпил саке и обратился к мастеру Такэде:

– Над чем вы смеетесь?

Такэда закинул в рот обжаренный кусочек мяса, заел рисом и только потом ответил:

– Я вспомнил варвара, которого видел сегодня в городе. Он был одет в то, что они считают воинским одеянием. Синдзи, это какая-то нелепость! Движения скованы, одежда облегает тело будто специально, чтобы попасть было проще и до ужаса некрасива! Ни росписи, ни изящного шитья – темно-синяя ткань и немного золотого. И что Государь в них нашел, ума не приложу!

– Ну, нам до Его мудрости очень далеко, так что Ему виднее, мастер Такэда.

– Это верно… А ты чего никак развеселиться не можешь – все думаешь о госпоже Асакаве?

– Да… Никак не могу понять, зачем она это сделала.

– Эх, Синдзи, поживешь под солнцем с мое – поймешь, что женская честь на мужскую совсем не похожа – мало ли что могло ее задеть. Может история с мастером Хираямой так сыграла, а может, картина не получилась – художники-то люди одержимые, а уж госпожа Асакава одержимее многих была…

– А что за история с мастером Хираямой?

– Ну, Синдзи, два года работал с госпожой Асакавой, а так ничего о ее жизни-то и не знал…

Резчик отчего-то очень смутился из-за этого упрека, поэтому поспешил заесть свое смущение и залить его саке. Такэда, между тем, продолжал:

– Мастер Хираяма ее учителем был, хотя он всего лет на пятнадцать ее постарше. Ну и слухи много лет ходили… А потом, когда жена мастера Хираямы умерла, это, в общем-то, секретом быть перестало. Да, они много лет ведь друг с другом прожили…

Такэда замолчал. Пьяная веселость испарилась из него, оставив лишь потерянного немолодого человека. Синдзи же перебирал в памяти людей, которые пришли проститься с художницей.

– А мастер Хираяма был на похоронах госпожи Асакавы?