Шерлокиана. Смерть русского помещика и другие правдивые истории

Не люблю, когда человека уподобляют плодам и продуктам. Я имею в виду расхожие фразы, что все мы – продукт своего времени, что все в нас – плоды воспитания. И это при том, что я не являюсь сторонником ортодоксальной теории наследственности, – генетиков я уважаю, просто… не нравится мне это. Хотя приходится признать, что, как всякий постсоветский человек, я подвержен дурацким сомнениям, нашпигован стереотипами и мучим комплексами.

В чем спускаться к обеду? Господи, а вдруг здесь, в этом доме, принято облачаться в смокинг? Или во фрак? Однако, чтобы надеть, смокинг (или фрак) неплохо иметь! А в моем распоряжении только однобортный костюм, хотя и вполне приличный. Значит, так тому и быть.

Я привел себя в порядок. Одернул лацканы, смахнул пушинку с плеча. Готов!

Готовый снести насмешливое удивление – эва, русский пентюх, без смокинга (без фрака)! – я спустился вниз.

Нервничал я напрасно. Люди, собравшиеся у стола и занимавшие друг друга беседой в ожидании приглашения к трапезе, одеты были если не по-домашнему, то уж во всяком случае не для банкета. Это не могло меня не порадовать, и я тут же воспрял духом.

– Джеймс Форетт.

– Урсула МакДоул.

– Стивен Карпински.

– Элвис Баум.

Считая миссис Носдах, я был шестым.

Хозяйка пансиона предложила всем занять свои места. «Свои» – потому что на столе лежали глянцевые карточки с тщательно выписанными именами присутствующих. Определив свое место, я сел, положил на колени салфетку и повернулся к Урсуле МакДоул.

– Позвольте предложить вам вина.

Все ли я правильно делал, нет ли – этого увидеть в глазах девушки я не сумел. Ладно, самое верное – держаться естественно. Даже если кому-то это и покажется комичным

– С удовольствием, – улыбнулась моя соседка. Ей едва ли было за тридцать. Неброской расцветки свитер, твидовая юбка и туфли на низком каблуке не прибавляли ей лет, как раз наоборот, каким-то чудесным образом подчеркивали ее молодость и спортивность. Льняные волосы, открытый взгляд голубых глаз, чуть-чуть обветренная кожа – Урсула МакДоул была воплощением телесного здоровья и душевной бодрости.

Человек справа от меня являл ей полную противоположность. Прежде всего потому, что был мужчиной. К тому же Джеймс Форетт был дряхл. Руки его дрожали, как у завзятого алкоголика, а лысый череп покрывали коричневые старческие пятна, над которыми паутинками витало не больше десятка упорно споривших со временем волосков. Черный сюртук, слегка порыжевший от носки и лет, сидел на нем безупречно. Чепуха, конечно, но у меня возникло подозрение, что престарелый мистер Форетт затянут в столь же древний корсет, – иначе как с помощью китового уса в таком возрасте сохранить столь величественную осанку невозможно.

– Никогда не имел удовольствия обедать с русскими, – прошепелявил он, поднимая на меня бесцветные рыбьи глаза, в которых не было и намека на симпатию.

– Не могу сказать того же об англичанах, сэр, – ответствовал я. Джеймс Форетт мне не понравился.

Стивен Карпински, сидящий напротив, прыснул и покраснел, устыдившись своей несдержанности. Это был коротко стриженый парень лет девятнадцати в рубашке с распахнутым воротом. В дальнейшем я понял, что довольно расхлябанный внешний вид, смешливость и общая несерьезность не соответствуют внутреннему содержанию: Стивен изучал право в Кембридже, одновременно на практике постигая премудрости юриспруденции в конторе известного лондонского адвоката.

Миссис Носдах, представляя мне Карпински, ненавязчиво дала понять, что благоволит юноше. Сейчас же, после его смешка, взгляд ее был суров.

– Еще сыра, Стивен? – холодно спросила она.

– Спасибо.

– Спасибо – да, или спасибо – нет?

– Нет.

Глаза Карпински, прятавшиеся за длинными пушистыми ресницами, продолжали искриться весельем. Я подумал, что человек, умеющий смеяться, заливаясь при этом девичьим румянцем, наверняка хороший товарищ.

– Позволительно ли будет поинтересоваться, что привело вас в Лондон?

Мне показалось, Элвис Баум задал вопрос исключительно для того, чтобы, пустив беседу в новое русло, разрядить вдруг ставшую достаточно напряженной атмосферу за столом. Хотя он не был похож на чувствительную личность – напротив, эдакий «белый воротничок», требующий от окружающих высокой оценки своего статуса. Абсолютно спокоен и безгранично уверен в себе. Однотонный пиджак, неброская сорочка, галстук с эмблемой частной школы. Все свидетельствовало об уравновешенности мыслей и желаний, которых, должно быть, у него было не так уж и много – строго «по плечу».

Да, вопрос был задан не из интереса, а из желания вернуть учтивое безразличие нашему разговору. А еще в голосе мистера Баума слышались покровительственные нотки. Очевидно, он до сих пор считал Лондон «городом городов», где вершатся судьбы мира. И для него было естественно, что сюда стекаются люди со всего света. Даже из России.

Я кратко изложил причины, приведшие меня в столицу некогда могущественной империи, ставшей ныне всего лишь одной из ведущих держав. Мое сообщение возымело неожиданно сильный резонанс.

– Вы занимаетесь творчеством Конан Дойла? – удивленно переспросила Урсула МакДоул.