Шесть дней из жизни дознавателя

Пока начальник ОУФМС разговаривал с начальником КМ ОВД и опером, а понятые стояли молча и мечтали о той минуте, когда же их уже отпустят, Габоронов поинтересовался у эксперта, который в органах отработал не более трёх лет:

— Замок в большом сейфе точно не пытались вскрыть?

— Надо исследование проводить. Этот сейф неподъёмный. А мне нужен сам замок, то есть его нужно изъять по-хорошему, но тогда сейф останется незапертым. В таких условиях я исследование не проведу, это в нашем отделе делается. А кто нам разрешит замок снять? Тоже самое и с маленьким сейфом начальника, целиком же его не заберёшь. Поэтому я указал, что при визуальном осмотре явных следов взлома не обнаружено.

— Понял, ты прав. Но лучше попробовать и пожалеть, чем пожалеть, что даже не попробовал! — улыбнулся Габоронов.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами эксперт Маляров.

— Николай Михайлович, — обратился Габоронов к начальнику данного помещения, — По-хорошему замок сейфа вот этого, да и маленького тоже, нужно снять и передать экспертам на исследование. Выяснить, пытались ли их вскрыть.

— А мне с открытыми сейфами сидеть? Где мне хранить бланки строгой отчётности? Сейфов у нас больше нет, — другого ответа дознаватель и не ожидал.

Таким вопросом при всех Сергей Габоронов переложил ответственность за данное нарушение при совершении процессуальных действий на майора милиции Хвостенко. Когда и если дознавателя будут ругать за то, что он протоколом осмотра места происшествия не изъял замки, то перед своим начальством он может сказать, что Хвостенко не дал этого сделать. Если бы Габоронов не спросил при всех, то потом начальник паспортного стола непременно сказал бы: «Да меня никто не спрашивал! Я бы отдал замки. Конечно, что мне, жалко их, что ли?»

В милиции каждый шаг имеет ответственность. И эта ответственность футболится сотрудниками друг другу как только может. Иногда и таким изворотливым образом. Поначалу Габоронов так не поступал. Не понимая, что за каждую подпись, за каждый составленный документ, за каждую поблажку гражданину существуют исключительно отрицательные последствия. В первый год работы Сергей подходил к каждому случаю индивидуально. Жалел «сбившихся» с пути истинного. Верил им, не слушая наказы по этому поводу более опытных коллег. Но постепенно старлею приходилось менять своё мнение. Жулики учили хорошо. Точнее, отучали верить людям. Вот, например, из последних. Один подозреваемый был отпущен под подписку о невыезде. Но вскоре пропал. На звонки не отвечал. Габоронов за свой счёт, воодушевлённый пендалем от начальства, сгонял лично за ним в соседнюю область, где, предположительно, он «завис». Через день жулик, которого Габоронов стал называть «Халатный» (потому что безответственный) был привезён в багажнике. Чтоб помнил о ранее данном обещании отвечать на звонки и приходить по первому требованию. С тех пор этот жулик по просьбе Габоронова звонил ему раз-два в неделю. Даже после того, как дело ушло в суд и Халатный получил свои пару лет условно. Жулик учился ответственности и «отмечался» регулярно.

В милиции ведь как? Дело не в том, что не жалеешь и не отпускаешь кого-то, потому что человечности нет. Дело в том, что окружающие коллеги не верят в бескорыстность таких поступков! Все воспринимают это как увод от ответственности за деньги. Это называется — продал. Поэтому совершать смягчающие поступки по отношении к людям категорически не рекомендуется, а даже возброняется. Ибо не докажешь, что сделал это просто так.

Кроме того, и по отношении к потерпевшим Габоронов жалость испытывал избирательно. Как-то вызвали в прокуратуру, заставили объясняться, почему он не изъял угнанный автомобиль как вещественное доказательство. Произошёл угон. Собственнику нашли его имущество. Поскольку у потерпевшего был единственный доход в виде занятия извозом на указанном транспортном средстве, Габоронов, конечно же, не стал его изымать как вещественное доказательство, чтоб не лишить человека работы. Передал под ответственное хранение владельцу под расписку.