Шесть пробуждений

Отец Гюнтер Орман перестал писать и со вздохом откинулся на спинку кресла. Кабинет у него был простой, как все помещения на Луне. В отличие от монахов, которые на Земле намеренно жили в бедности, Гюнтеру пришлось принять роскошь колониальной жизни, не то его ждала бы смерть. Стены были сложены из кирпича, состоящего из смеси пластика и лунной пыли: здесь этот материал имелся в изобилии, но на Земле был невероятно дорог. Светло-серые стены, потому что он отказался покрасить их, чтобы сделать ярче. Простой была и мебель – кровать и стол из лунных материалов, только кресло за письменным столом деревянное, подаренное ему дедом и бабушкой на Земле. Церковь отца Ормана была наряднее, чем ему хотелось бы: Ватикан много потратил, чтобы принести на Луну божью благодать, сюда привезли даже витражи. Конечно, витражи здесь не загорались на солнце, как на Земле, но жест был красивый.

Гюнтер обдумывал формулировки своей проповеди. Все знали его отношение к клонированию, но проповедь его не устраивала. Он понимал, что она рассердит кардиналов в Риме. Папесса Беатрис Первая была решительно настроена против клонирования, но даже она не заходила так далеко, чтобы утверждать, будто убийство клона – не грех.

Трудно жить так далеко от церковных властей. Гюнтер за свою жизнь всего три раза побывал на Земле и всякий раз испытывал огромные физические трудности, поскольку его организм привык к лунному тяготению. Он видел пышное великолепие Ватикана и встречался с правящими кардиналами. Они строго контролировали священников, которые далеко разносили слово церкви. Но Гюнтер отличался от прочих; он родился на Луне, он понимал тех, кто там живет, и первым поступил в семинарию, учрежденную на Луне миссионерами. С годами его настрой становился все более радикальным, и вскоре он ожидал визита кардинала. Полагая, что этот визит завершится деликатным предложением уйти в отставку.

Но до этого дня он оставит свой след.

Он не готов уйти. Если понадобится, он будет читать проповеди на эту тему до самой смерти. Он вполне откровенно выражал свое мнение о клонах: не относя их ни к созданиям добра, ни к созданиям зла; они были порождением некой серости, которая его смертельно пугала.

Дверь кабинета у него за спиной открылась.

– Мать Розалинда, это вы? – спросил он, не отводя взгляда от терминала. – Проверьте, пожалуйста, правописание.

Он услышал смешок и почувствовал ослепляющую боль в затылке. И все исчезло.

* * *

Это была мать Розалинда. Потом его долгие годы потрясало именно это: это мать Розалинда хихикнула у него за спиной, а потом ударила. Его заместительница, священница с Земли, которая училась у него и которой он больше всех доверял. Клон, подставное лицо.

Он пришел в себя в помещении без окон, привязанный к койке. Безуспешно попробовал освободиться, и его едва не вырвало от резкой боли в затылке. Светлые волосы на его голове были влажными на ощупь.

– Где… – с трудом выговорил он.

– Вы в одной из лабораторий клонирования, – ответила мать Розалинда.

Она была не в рясе, а в белых брюках и красной блузке, в соответствии с последней лунной модой, несмотря на плотную земную фигуру. Благодаря уличной одежде ее кожа казалась не такой темной, как оттененная светлой рясой, и выглядела она гораздо моложе. Гюнтер предположил, что ей лет тридцать пять. Если, конечно, это ее первая жизнь.

– Была ли у вас когда-нибудь душа? – прошептал он, но она не ответила.

Она разговаривала с высоким мужчиной земного индийского происхождения; несколько поколений на Луне удлинили его кости. Он возвышался над ней, пока они шептались; как показалось Гюнтеру, мужчина бранил ее за то, что она его ранила.

– Удар мог повредить мозг, – сказал мужчина с легким акцентом Северной Луны, где жило большинство выходцев из Юго-Восточной Азии.

– Он выше меня, – ответила Розалинда. – Я не хотела с ним драться.

– Никаких оправданий. Ты моложе и сильнее. Мне нужно его осмотреть и убедиться, что можно снимать карту мозга.

– Осторожнее. Он будет сопротивляться, – предупредила она. – Он пришел в себя.

Мужчина, улыбаясь, наклонился к Гюнтеру.

– Здравствуйте, отец Орман. Как вы себя чувствуете?

Гюнтер закрыл глаза и начал шепотом читать «Аве Мария».

И вновь открыл глаза, когда почувствовал прикосновение рук к своей голове. Он сморщился, вначале с отвращением, потом от страха, когда руки надели ему на голову медный обод. Он попробовал сопротивляться; комната накренилась и завертелась, голова горела как в огне. Он повернул голову, и его вырвало на мужчину.

Дрожащий, весь в холодном поту, Гюнтер больше не мог противиться мужчине, все туже стягивающему обруч на голове. Он быстро нагрелся от соприкосновения с кожей.

– Больно не будет, мы только снимаем ваши жизненные показатели, – сказал мужчина, не обращая внимания на облепившие его рвотные массы.