Шесть высочеств и одна ассара

Фильярг проводил прищуренным взглядом утекшего на кухню кузена. Его появление радовало и одновременно настораживало. Явно не с пустыми руками пришел, и розы здесь ни при чем. Впрочем, главное, чтобы идеи дурного кузена сработали. Лично он чувствовал приближение тупика и не слишком далеко продвинулся в решении проблемы. И почему эта упрямая женщина так сильно вцепилась в семью? Сама же говорила – живет одна, к чему эти сложности? Сказать матери, что уезжает, выходит замуж, он даже готов сыграть роль жениха. Но сердце подсказывало – не все так просто. Фильярг, обжегшись, торопиться не желал. Слишком разные миры – насмотрелся, пока искал Альгара. Еще больше останавливал страх. Он не хотел снова сжимать в объятиях женское тело, напряженно прислушиваясь к неровной работе Юлиного сердца. Каждый пропуск ритма вызывал приступ паники – а если остановится? Но сердце продолжало биться, пусть и прерывисто. И сейчас Фильярг готов был пойти на все, чтобы эта невыносимая, упрямая женщина добровольно согласилась стать ассарой. Он даже готов сотрудничать с кузеном, которого всегда недолюбливал, лишь бы его идеи оказались толковыми.

Фильярг вошел в гостиную, нашел вазу. Под насмешливым взглядом Третьего воткнул туда розы и вернулся.

«Русский» на кухне уже наворачивал круги около кофемашины, хищно принюхиваясь к запаху кофе, и Юля поняла – чай сегодня не в фаворе.

– С молоком? – спросила она.

– А капучино можно? – с надеждой поинтересовался «русский».

– Можно, – кивнула Юля, отмечая про себя, что товарищ глубоко погрузился в систему. Интересно, сколько времени он провел в России? Почему именно здесь? Потому что без вопросов разулся. Потому что не ахал при виде старинного самовара, стоящего на подоконнике, – наследство от деда. И обращался по имени и отчеству, чего не любили делать иностранные граждане.

– Вы уж простите, Юлия Андреевна, я без приглашения, да еще так рано, но я попробовал найти вас во дворце, а там сказали: вы отбыли вчетвером. Вот я и решил дома проверить. И еще раз простите – забыл представиться.

Он встал, прижал ладонь к сердцу, отрекомендовался:

– Кайлес. Но вы можете звать меня Александром, мне это имя очень нравится.

– Адрес как нашли? – нахмурилась Юля, доставая молоко из холодильника.

Совенок адрес мог только показать, но никак не передать, значит, разузнал сам. И фиг ему, а не Александр. Косить под русского – дурной тон и навевает нехорошие ассоциации.

– Я, Юлия Андреевна, не просто с тортом пришел, а с предложением. А любое предложение требует подготовки.

– Подготовились, значит. – Девушка бросила на Кайлеса многозначительный взгляд, но мужчина намека не понял.

Он расслабленно развалился на стуле, отгородившись тортом. Отличным, кстати. Ей давно хотелось его попробовать, да цена останавливала – усыпанный крупными орехами один к одному, политый венецианской карамелью – сказка для сладкоежек, а не торт.

– И что ты подготовил? – спросил Четвертый, проходя на кухню и присаживаясь за стол.

– Много чего, – довольно улыбнулся Кайлес, не чувствуя опасности. – Вам, Юлия Андреевна, двадцать шесть, не замужем, работаете старшим логистом – это организация перевозок грузов, – пояснил для брата. – Вы – первая и единственная дочь в семье. Есть еще младший брат, призван в местные войска. Из-за болезни матери вынуждены были стать старшей женщиной рода. Заботиться о брате, убирать, готовить, при этом успевая учиться на высший балл.

– И кто же вам столько всего рассказал? – прищурилась Юля, подавляя желание плюнуть в чашку с кофе.

– Есть деньги – есть информация, – пожал плечами «русский». Он принял из Юлиных рук кружку, принюхался, сделал глоток и расплылся в блаженной улыбке. – Изумительно!

Фильярг смотрел на него с недоверием, так как его первый опыт с кофе не сложился.

– У нас это называется копаться в грязном белье, – выпалила девушка, гневно сжимая ладони.

Лучше бы сами спросили, она бы рассказала то, что посчитала нужным, чем вот так… за ее спиной. Мысль, что там еще нарыл этот следопыт недоделанный, вызывала острый приступ досады. Еще и эти клятые розы. И торт. Росли, припоминаясь, снежным комом обиды. Юля не злопамятная, но и на память никогда не жаловалась. Гнев закипал, требуя выхода. Искрил желанием взять что-нибудь тяжелое, можно острое или горячее…

– Твою же мать! – выругался по-русски Кайлес, вскакивая со стула и выплескивая остатки кофе на запылавший календарь, висевший над столом.

Светло-коричневая жидкость стекла по светлым – пара месяцев как поклеенным – обоям. Вонь гари смешалась с ароматом кофе. И вместе с легким облаком дыма в кухне повисла тишина.

– Чем это у вас так вкусно пахнет и одновременно воняет? – осведомился Третий, нарисовываясь на пороге.

Юля вздрогнула, отходя от шока. Она распахнула створку окна, и шум просыпающейся улицы ворвался внутрь.

– Уже ничем, – ответила девушка, рассматривая ладони.