Шестерки умирают первыми

— Но все ваши аргументы косвенные, — возразил Заточный, — и даже если их очень много, все равно они не заменят одного прямого доказательства. Вы не можете этого не понимать.

— Согласна. Вот я и прошу вас о помощи.

— Вы хотите, чтобы я помог вам найти прямые улики?

— Нет, я хочу, чтобы вы помогли мне придумать, не являются ли косвенные улики в отношении Русанова прямыми в отношении кого-то другого.

— То есть вы сами не верите в то, что Сергей замешан?

— Конечно, не верю. Я не вижу смысла. Выгоды не вижу.

— Но для кого-то этот смысл есть.

— Есть, — кивнула Настя. — И выгода тоже. Просто все так неудачно складывается, сначала для Платонова, теперь для Сергея. Похоже, кто-то очень хочет подставить их обоих. Вот я и хочу понять кто. Вы мне поможете?

— Если я вас правильно понял, вы хотите попробовать поискать, отталкиваясь от последних дел Платонова?

— Ну да, в частности, меня интересуют детали уральского дела. Может быть, Тарасова и Агаева убили именно потому, что они слишком много знали про уральские махинации.

Генерал замедлил шаг, потом остановился. Видно, руки у него все-таки начали мерзнуть, потому что он зябко поежился и засунул их в карманы. Поредевшие волосы на голове обнажали хорошей формы череп, и, глядя на него, Настя с удивлением поймала себя на мимолетно мелькнувшей мысли, что ей, оказывается, могут очень нравиться лысеющие мужчины. До этого она всегда считала, что недостатка волос на голове надо стесняться, а мужчины, которые ей нравились, всегда были обладателями густых ухоженных шевелюр. Теперь же, поглядывая искоса на пятидесятилетнего генерала, она думала о том, что он ей ужасно нравится. Несмотря на начавшееся облысение. Несмотря на то, что он был чуть ниже ее ростом. Несмотря на то, что через месяц с небольшим она выходит замуж. Несмотря ни на что… Генерал Заточный ей нравился, и все тут. И как сыщик. И как генерал-руководитель. И как мужик.

— Вы сказали «может быть». Может быть, Тарасова и Агаева убили из-за уральских дел. А что, может и не быть? — наконец прервал молчание Иван Алексеевич.

— Конечно, — удивленно ответила Настя. — Хотите, я вам назову с ходу не меньше десятка причин, по которым мы в течение трех суток получили два трупа — Агаева и Тарасова. И Уральск — только одна из них.

— Но зато самая очевидная, — возразил Заточный.

— Вот это-то и плохо. Меня всегда настораживает самое очевидное. Такое чувство, будто в глаза насильно пихают.

— А вы этого не любите? — насмешливо спросил генерал.

— Не-а, — она помотала головой. — Терпеть не могу.

— Вы очень независимы, наверное?

— Очень.

— И внушению не поддаетесь?

— Ни в какую. Со мной два гипнотизера однажды мучились-мучились, так ничего и не сумели сделать.

— А овсянку вы любите?

Настя от неожиданности споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за рукав синей куртки, в которую был одет Иван Алексеевич.

— Овсянку? — недоверчиво переспросила она. — Я не ослышалась?

— Нет, я спросил именно про овсянку. Так любите или нет?

— Ненавижу.

— Жаль, — шутливо вздохнул он. — А я люблю. Не сошлись во вкусах. Ладно, Анастасия Павловна, я, как крупный руководитель, своей властью распределю работы. Не возражаете?

— Нет, пожалуйста.

— Я попробую выяснить все, что можно, насчет Уральска. А вы займитесь оставшимся десятком причин, по которым в течение короткого времени убиты два человека, связанные и с Уральском, и с Платоновым. По-моему, справедливо, как вы полагаете? Я — начальник, поэтому мне — одну версию. Вы талантливый подчиненный, поэтому вам — десять.

— Как скажете, Иван Алексеевич, — ответила Настя. — Спасибо, что взяли на себя Уральск.

— Почему?

— Терпеть не могу всякие экономические хитрости. Меня от них тошнит, — призналась она.

— Не понял.

Генерал снова остановился и пристально поглядел на Настю. Брови его чуть приподнялись над желтыми глазами, лицо было холодным и каким-то отчужденным.

— Что значит «тошнит от экономических хитростей»?

— А то и значит, что тошнит, — ответила она с внезапной злостью. — Единственный предмет, по которому у меня в университете была четверка, это политэкономия. У меня с ней отношения с самого начала не сложились. Видимо, это генетическое, природное, с этим ничего нельзя поделать. Меня тошнит от слов «банк, кредит, эмиссия, инфляция, биржа, акция». Мне все это неинтересно. Мне от этого скучно. Понимаете?

— Чудеса какие-то, — удивленно развел руками генерал. — Мне о вас говорили, что вы такая умница, такая способная, что вы занимались математикой, у вас прекрасная память. Так неужели вы не можете освоить такую ерунду, как основы экономической теории? Вы же знаете четыре иностранных языка…

— Пять, — машинально поправила его Настя.

— Да? Тогда тем более. А вы сидите в уголке и плачете, что не можете чего-то сделать, вместо того чтобы вытереть слезы, взять в руки пару книжек и быстренько выучить все, что нужно. Стыдно, девушка.

— Вы не поняли, Иван Алексеевич. Вы, конечно, во всем правы, я могу взять в руки книги и за три дня въехать в проблему. Но я не хочу.

— Но почему же?