Шестеро вышли в путь

— Давай переедем, — предложил Харбов, — и поговорим толком. Мы расскажем, и ты расскажешь.

— Ну вот! — сказал Патетюрин. — Лучшего места не найдешь. У Катайкова уши длинные — не знаешь, где он тебя услышит. Давайте сядем и поговорим.

Мы рассказали Патетюрину про бегство Ольги, про отъезд всей компании — словом, все, что знали. Он рассказал о встрече в Носовщине, о проверке документов и, главное, о разговоре с Ольгой.

— Может быть, я сделал ошибку, — сказал Патетюрин. — Надо было их задержать... Но, понимаете, повода нет. Документы в порядке. Командировочные, дьяволы! Я бы, конечно, плюнул бы и задержал для проверки, но тоже, знаете, дело рискованное. Легче легкого опростоволоситься. Что они вооружены — это факт. Отношения обостришь, а они стрельнут в спину, и все. Тут ведь не знаешь, кто у Катайкова в руках, а кто нет. Вот Савкин, хороший мужик, беднота, и вдруг на тебе — оказывается, катайковский человек!

— Про Савкина мы особо тебе расскажем, — сказал Харбов. — Теперь вот что. Как ты там хочешь, а мы за ними хоть до самого Белого моря пойдем!

— Ишь вы какие! — Патетюрин усмехнулся. — А я что ж, в Носовщине рыбку буду удить, что ли? Мы теперь с вами им такого перцу дадим, будь здоров! Тут всякое оказаться может. У меня есть кое-какие соображения. В общем, я думаю так: как ни обидно, а до утра надо спать. Куда вам таким идти? А часиков в пять двинемся. Теперь вот вопрос: куда?

— Ты ж говоришь — на Кожпоселок, — сказал Харбов.

— Не я говорю, а Катайков, — возразил Патетюрин. — Это, понимаешь ли, разные вещи. Что-то он больно громко об этом сказал: уж так громко и так ни к чему, что я думаю — путал след. Тут две тропы — на Кожпоселок и на Калгачиху. Вот и надо решать, куда пойдем.

— Палка о двух концах, — задумчиво проговорил Харбов. — Может быть, он нарочно слишком громко говорит про Кожпоселок, чтобы ты решил, что он обманывает, и пошел на Калгачиху, а сам возьмет да и махнет на Кожпоселок.

— Кулацкие штучки, — сказал дядька. — Хитрит, мироед!

— На Калгачиху — понятно, — вмешался Мисаилов. — Тропа до Белого моря, а на Кожпоселок зачем?

— На Кожпоселок — тоже понятно, — с сомнением протянул Патетюрин. — Дальше тропа раздваивается: одна идет на восток — к Кожпоселку, а другая — на север, на Юдм-озеро и Нименьгу, тоже к Белому морю. Тут хитрая штука. Так просто не разгадаешь. В общем, сейчас отдыхать, а утречком выйдем.

Лодка была маленькая, и Патетюрин перевез нас всех за два раза. Хозяйка постелила на полу, и мы как повалились, так и заснули.

Патетюрин не лег. Он сидел за самоваром со старухой хозяйкой. Вдвоем они пили стакан за стаканом и молчали.

Когда я проснулся, было то же самое. Патетюрин и хозяйка сидели друг против друга, каждый держал блюдце на вытянутых пальцах и потягивал чай. Я подумал, что они так и просидели всю ночь, но, оказалось, нет. Просто мы очень долго спали. Они за это время допили самовар, выспались и снова сели чаевничать.

Мы сходили на озеро, умылись и выпили чаю. Говорили о чем угодно, кроме того, что нас волновало. Вышли мы в пять утра. Был вторник, Катайков вышел в семь утра в понедельник. Он обогнал нас почти на сутки. С версту прошли молча. Потом Патетюрин остановился. Деревня скрылась из глаз. Узкая тропинка вилась между стенами из вековых стволов, бурелома, мха и папоротников.

— Ну вот, ребята, — сказал Патетюрин, — здесь, я думаю, можно спокойно говорить. Я считаю, что надо дойти до Калгачихи. Соображения у меня вот какие. До Калгачихи считается полсотни верст, а до Кожпоселка — девяносто. Это раз. Значит, здесь мы вечером наверняка узнаем, этой они тропой идут или нет. Если этой — Калгачиху им никак не обойти. Если мы двинемся на Кожпоселок, то там верст через пятьдесят тропинка раздваивается, и опять ничего не известно. Деревни там нет. Спросить не у кого. Вы сегодня выспались, отдохнули, так что к вечеру мы до Калгачихи дойдем. Не было их — вернемся. Все меньше риску.

— Ладно, — сказал Мисаилов, — пошли.

За эти дни я привык ходить. Отдохнув за ночь, я шагал совсем легко. Тропинка была узенькая, еле заметная. Мы шли гуськом. Впереди всех шагал Патетюрин. Он посвистывал, поглядывал по сторонам и время от времени смотрел назад, проверял, не отстал ли кто. Все шли ровно. Колька маленький даже стал было рыскать, как собачонка, по сторонам. Но Харбов на него прикрикнул.

— Иди спокойно, — сказал он строго. — Устанешь, потом возись с тобой!

Колька притих и шагал вместе со всеми.

Часа через два мы увидели возле самой тропинки остатки костра. Мы тщательно осмотрели землю вокруг. Трава была сильно примята, а в нескольких местах сухие листья собраны в кучу.

— Спали, — сказал задумчиво Патетюрин. — Видите, какие подушки поустраивали? Наверное, они в Носовщине ночевать собирались, да я их спугнул. Значит, верно идем.