Шестиклассники

И в физическом кабинете, куда гурьбой направи­лись вслед за Володей послушать радиосигналы спутника, Галкин вертелся впереди всех перед са­мым носом длинноногого десятиклассника Жени. При полном молчании столпившихся ребят Женя вклю­чил аппарат, и сначала в нем зашелестело, затем отрывисто и тоненько запищало, словно кто-то однообразно сигналил по азбуке Морзе: «Пип-пип, пип…»

Ребята попросили Женю, чтобы он включил пленку вторично, и, расходясь, шумно делились впе­чатлениями, пытались даже копировать звук го­лосом.

Но Стасику и это необычное пребывание в физи­ческом кабинете отравляла мысль о том, что во всех делах ребята оттеснили его на задний план, будто так и надо, чтоб двоечник и лентяй стал первым ак­тивистом, а хороший ученик и почти отличник Гроховский оказался совсем не у дел.

Дома Стасик старался сделать беззаботное лицо, но, как всегда, скрыть настроение не удалось, и ма­ма начала допытываться, что случилось. Он отве­тил, что ничего не случилось, и она больше не задавала вопросов, но, кажется, не поверила его словам.

А за ужином папа с мамой заговорили о спутнике. Папа похвалил учёных, которые добились такого ве­ликолепного успеха.

— Да, молодцы, — подтвердила мама.

 Стасик криво усмехнулся:

— Молодцы-то молодцы, а никто из них и по фа­милии не назван.

Мама сейчас же бросила на него настороженный взгляд, а папа закивал:

— Это ты правильно заметил, сын! Страна долж­на знать своих героев.

— Совсем и не обязательно, — неожиданно заспо­рила мама. — Важно, что совершён подвиг! Так и в газетах пишут: это подвиг, в который внесли свой труд и талант физики, математики, металлур­ги, химики… Целый коллектив, сотни советских людей!

— Но есть ведь среди них кто-нибудь самый глав­ный?— не сдавался Стасик. — Самый первый изобре­татель?

— Должен быть, — продолжал Василий Григорье­вич. — Если не один-единственный, то два или три человека… И ты напрасно споришь, — обратился он к маме. — Ты же превосходно понимаешь, что если пока их имена не названы, то через некоторое время мы о них услышим. За такой подвиг наш народ и наградит их по достоинству — и славой и почетом!

— Я всё понимаю! — произнесла мама недоволь­ным тоном, поднимаясь с места. — И тем не менее продолжаю считать, что главное не в том, назовут или не назовут твою фамилию, а в гордости за хорошо сделанное дело на пользу людям!

— Ну, это безусловно, а как же иначе! — согласил­ся Василий Григорьевич.

— Вот это и главное, — повторила мама.

Стасик сказал спасибо и вышел из-за стола.

Он не понимал, отчего мама так разволновалась. Конечно, по радио говорили: спутник создал не один человек, а много людей. Но всё-таки ведь может быть и так: сидит сейчас где-нибудь одиноко самый глав­ный учёный, без которого не было бы спутника, и ни­кто об этом человеке не знает, а ему так же обидно и горько, как Стасику, которого оттеснили ребята из-за Галкина.

Только Стасик заставит ещё говорить о себе: вот возьмет да нарисует к празднику Октября замеча­тельную картину, какой никто не видывал.

Принесёт он картину, завернутую в материю, в школу, прямо на вечер, и все от любопытства за­прыгают, а он спокойно обведёт вокруг взглядом, а потом как раскроет — так и ахнут! Вот он как на­рисует! Только сообразить бы что-нибудь совсем осо­бенное.

Стасик сосредоточенно размышлял весь вечер, но ничего не придумывалось.

Перед сном он вышел во двор. На тёмном небе сверкали бесчисленные звёзды. Где-то в их разливе неутомимо скользила маленькая звёздочка, к которой прикованы сейчас взоры всех людей на земле. Стасик посмотрел на небо и подумал: а что, если бы и вправ­ду полететь на космическом корабле навстречу мер­цающим звёздам! Вот он управляет бесстрашно полётом, и радиостанции всего мира принимают его мужественные короткие сигналы: «Пип-пип, прибли­жаюсь к Луне! Пип-пип, приближаюсь к Марсу!» Да, неплохо всё-таки Галкин предложил… Но Стасик ни за что теперь не полетит ни на какие звёзды, хотя ему это и очень нравится. Назло не полетит, а сделает картину.

Только какую?

Он думал о картине и в кровати и, должно быть, во сне, потому что она ему приснилась — очень боль­шая, тяжёлая и в золотой раме… Раму он успел рас­смотреть, а что нарисовано, так и не увидел.

Глава 27

РОДИТЕЛИ БЕСЕДУЮТ

Утром, готовясь к школе, Стасик сам не знал, чего ему больше хотелось: или чтоб Галкин совсем провалился, не выполнив необычайного пионерского поручения, или чтоб принёс в школу плохой чертёж, над которым бы все смеялись.

Однако вышло не так и не этак. Галкин чертёж принес, но никто не смеялся.

Был этот чертёж сделан на тонкой бумаге, каран­дашом и в двух местах протёрт почти до дырок резин­кой, но невиданная, необыкновенная машина значи­лась на нём довольно чётко.

Выглядела машина поистине фантастично: она походила одновременно на часовой механизм, выну­тый из будильника, и на верхнюю палубу морского корабля — с какими-то лесенками, перилами, с пло­щадкой вроде капитанского мостика и с трубой! А поверх всего располагалась башня с иллюминато­ром, а на башне лежал перевёрнутый зонт без ручки.