Шестикрылый серафим Врубеля

И, не отвечая на обрушившиеся на нее вопросы, двинулась к машине. Выстрел походил на взорвавшуюся хлопушку, и в первый момент никто не понял, что случилось. Виктор сделал быстрое движение, закрывая собой Кораблину, и в следующую секунду начал заваливаться на бок. И только подставивший плечо Карлинский не позволил ему упасть. Придерживая товарища, глухим голосом спросил:

– Витюш! Ты как? В порядке?

Но Цой был не в порядке. Он медленно оседал на асфальт, закрывая ладонью кровоточащую рану на груди. Стрелявший стоял тут же и не собирался убегать, его задержали подоспевшие стражи порядка. Он молчал, смотрел на убитого и ничего не говорил, выронив пистолет из онемевшей руки.

Перед тем как отправить задержанного в подоспевшую патрульную машину, полицейский достал у него из кармана водительское удостоверение и прочитал:

– Илья Ашотович Саркисян.

– Соня, ты знаешь Илью Саркисяна? – тронул девушку за плечо Борис.

Но Соня не слышала. Она склонилась к следователю Цою и тихо говорила:

– Потерпи, Вик. Слышишь? Потерпи! Все будет хорошо. Сейчас приедут врачи. Вик, почему ты закрыл глаза? Вик! Посмотри на меня! Ну же, Вик! Ви-и-ик! Слушай. Там наша улитка, она уже приползла к винограднику. Ты обязательно должен ее увидеть. Вик! Не молчи! Ви-и-ик!

– Соня, не надо. – Доктор Карлинский погладил ее плечо. – Оставь его, Соня. Он умер.

Москва, 1916 год

Ночью фон Бекку снилась Конкордия. Любимая была весела и много смеялась. Запрокидывала голову так, что открывалась белая сдобная шея с маленьким вибрирующим кадыком, а на наливных, точно яблочки, щеках появлялись очаровательные ямочки. Проснувшись, Герман ощутил небывалый прилив нежности и, даже не позавтракав, засобирался к Усольцеву.

Задержался только лишь у рабочего стола, чтобы дописать сценариус. История получилась захватывающая, о любви, предательстве и мести, зрителям должна была понравиться. Негодяем, конечно же, представал Артем Пузырев. Была там и красавица-гимнастка, и его любимая Конкордия, и, конечно же, следователь Чурилин. Когда Герман шел к гаражу, встретил Доната Ветрова. Оператор осматривал проложенные через весь павильон рельсы – нововведение, которого фон Бекк еще не видел. Замерев в дверях, Герман прокричал:

– Донат, что это вы такое затеваете?

– Да вот, – смущенно начал юноша, – подумал, что неудобно и тяжело камеру на тележке по песку возить. Пробовал к раме велосипеда привязывать – одно мученье. А если рельсы проложить – тогда другое дело. Смотрите, Герман Леонидович, как это будет хорошо!

Фон Бекк застыл в ожидании, а помощник продолжил неспешно укладывать рельсы.

– Донат, долго еще? – нетерпеливо окликнул фон Бекк.

– К вечеру управлюсь, – отозвался Донат.

– Так долго ждать я не могу. Все, я побежал. Вечером и покажете, как у вас получилось.

– Хотел спросить. Конкордия Яновна уже поправилась? – тревожно осведомился юноша.

– Как раз еду ее навестить.

– Не сегодня-завтра начнем снимать, так что скажите ей, что пора бы уже прийти в форму.