Шестое чувство

— Осторожно! — крикнул я, но было поздно: огромный КАМАЗ, груженный ржавыми трубами, налетел на инопланетянина и сшиб его. Я зажмурился и до крови закусил нижнюю губу. Когда я вновь открыл глаза, все было тихо. Ни КАМАЗа, ни инопланетянина, ни даже цейсовских очков. Прохожие как ни в чем не бывало торопились по своим делам, а тетя Клава спокойно и непринужденно беседовала с клиентом об исчезновении сахара и предстоящем визите Рейгана в Москву.

«Показалось, что ли?» — недоумевал я, садясь в подошедший автобус.

— Николай Николаевич! — крикнула мне вдогонку тетя Клава. — Прессу забыли!

Но я уже не слышал ее. Я стоял на задней площадке «Икаруса» и был похож на человека, над которым поработал первоклассный гипнотизер: я ничего не видел, не слышал, не чувствовал. «Что же это было? Что же это было?» — неустанно спрашивал я себя, но ответа не находил.

На работу я опоздал. Евграф Юрьевич, заведующий лабораторией и мой непосредственный начальник, высокий, тучный мужчина лет пятидесяти со строгим голосом, обширной лысиной (но моя все равно была больше) и большими очками на крупном носу, при виде меня покачал головой и демонстративно посмотрел на часы. Я виновато развел руками и произнес дежурное оправдание: «Транспорт!», на что завлаб согласно кивнул. Считалось, что после этого кивка опоздавший реабилитирован. Я возвестил общее «Здрасьте!», плюхнулся на скрипнувший подо мной стул и приступил к своим непосредственным обязанностям.

Но не прошло и пяти минут, как мои мысли вновь вернулись в русло событий часовой давности. Безбородый инопланетянин в морковном свитере никак не выходил у меня из головы. «Сшибла его машина или нет? — думал я. — Если да, то почему не осталось никаких следов, почему никто ничего не заметил? А если нет… Если он не попал под этот чертов КАМАЗ, то был ли он вообще? Дьявольщина! Опять, что ли, мистификация? И еще этот червонец…»

Я разжал руку. Золотая монета 1912 года выпуска удобно лежала в моей пятерне и в ее реальности мог усомниться лишь слепой или идиот. Ни тем, ни другим я себя не считал. «Значит, был, — решил я. — И, значит, его сшибли. Или не сшибли?..» И опять тот же круг вопросов, на которые никак не находилось ответов.

— Что это вы там разглядываете, Николай Николаевич? — раздался вдруг над самым моим ухом любопытный голос Тамары Андреевны, дамы вполне определенной наружности и совершенно неопределенного возраста. Относительно ее возраста существовал ряд поразительнейших гипотез, но все они сводились к одному: сорок ей уже было, восьмидесяти еще нет, а где именно на этом интервале лет она в данный момент застряла, неизвестно, пожалуй, даже ФБР. Работала она старшим экономистом.

— Ну-ка, покажите! — потребовала она игриво, пытаясь скрыть за фамильярностью свое беспредельное любопытство.

«Сейчас, разбежалась», — со злостью подумал я и спрятал руку с монетой в карман.

— Ай-яй-яй! Нехорошо, Николай Николаевич, — укоризненно покачала головой Тамара Андреевна. — Я же видела, у вас новый юбилейный рубль с изображением Горького. Ну покажите!

В этот момент дверь отворилась, и в лабораторию ввалился запыхавшийся Завмагов, здоровенный круглый детина на исходе четвертого десятка лет, сотрудник соседнего отдела и к тому же страстный футбольный болельщик.

— Здорово, старик, — прохрипел он, подкатываясь ко мне. — Не занят? Пойдем отравимся.

— Прежде всего следовало бы поздороваться с дамой, — обиженно поджав губы, произнесла Тамара Андреевна и гордо вскинула голову.

Изобразив на круглом лице удивление только что разбуженного человека, Завмагов сказал:

— А, черт… Извините, сударыня, не заметил. Тут такое случилось…

— Что, что случилось? — встрепенулась Тамара Андреевна, не в силах более выдерживать тон обиженной добродетели. Глаза ее так и пылали от любопытства.

Я встал.

— Пойдем, — буркнул я, беря приятеля под локоть, — а то, сам знаешь — не отвертишься…

— Угу, — кивнул Завмагов, и мы вышли.

— Что стряслось? — спросил я, закуривая.

— Как — что? Ты что, еще ничего не знаешь? — удивился Завмагов. — Наши голландцам продули! Два — ноль!

— Тьфу! — с досадой плюнул я. — Сапожники! Не смогли чуть-чуть до золота дотянуть. Впрочем, этого и следовало ожидать. Удивительно, как вообще наши в финал вышли.

— Во-во!.. А все равно обидно.

Мне пришла в голову озорная мысль: «А что, если прочесть думы этого битюга? Если они у него есть, конечно».

Выяснилось следующее. Мыслей, как я и опасался, в голове у Завмагова практически не оказалось. Обычная констатация фактов, которые Завмагов аккуратно складировал в своей поистине феноменальной памяти. Внушительные размеры черепной коробки предполагали не менее внушительный объем головного мозга, который, в свою очередь, целиком и полностью использовался его владельцем как вместилище для всего, что он видел, слышал, обонял и осязал.