Шестое чувство

А Аниськин… наконец-таки развернул голову в сторону дивана. Куда и планировал ранее. Вот только там уже никого не оказалось. Как на грех.

И кто тут из нас тупой?

Он внимательно рассмотрел диван, потом снова повернулся ко мне. Медленно. Заржавел, что ли, железный дровосек?

Постояли молча, моргая от пыли.

Затем он вздохнул с надрывом и произнес глубокомысленно, медленно выговаривая каждое слово. Прозвучало неожиданно, хоть в данной ситуации и некоторым образом комплиментарно для меня:

– Ну, студент, у тебя и реакция!

Да уж. Сам в шоке.

Впрочем, и на том спасибо.

Глава 13

Мои соболезнования

Аниськин сам вызвался проводить меня до техникума и… почти всю дорогу молчал. Составил, что называется, компанию.

Переживал, надо думать.

Не таким уже и железным оказался наш сказочный дровосек – остались у него еще где-то глубоко внутри человеческие нервные окончания. Он шагал слева на полкорпуса позади меня и болезненно размышлял, до предела погруженный в свои невеселые мысли: иногда делал непроизвольные жесты, будто возражая внутреннему собеседнику, пожимал плечами, закатывал глаза и чесал в затылке. И это только те телодвижения, что я смог засечь, оборачиваясь время от времени и искоса посматривая в его сторону.

Ну и выразительная жестикуляция у человека!

Обратный путь мы совершали уже по «человеческому» маршруту. Без аутентичных заворотов: дошли до самой макушки холма, где находится знаменитый продмаг в малюсеньком домике на высоком цоколе, тот, что на перекрестке двух спусков, и от него направо вниз – прямиком по Генерала Петрова аж до Комсомольского парка. Так и быстрее, и оживленнее, больше прохожих. Да и асфальта больше на маршруте.

Серая небесная хмарь неожиданно стала стремительно рассасываться, и на землю со всего размаху брызнуло солнце!

Так оно и правда существует?

Солнечный свет оказался горячим и ослепительно ярким. С непривычки, думаю. Мне вдруг пришло в голову, что всего лишь месяц назад я еще вовсю купался на Хрусталке, несмотря на октябрь: прыгал с друзьями с бетонки, «глушил шляпы» и ловил вертких девчонок, дабы скинуть негодниц в воду.

И это при том, что своя дома сидела. Тошка-Виктошка.

Несмотря на мои уговоры, она все же бросила техникум и вернулась доучиваться в школу: в свой родной 9 «А». Понять ее можно – тревожные события трехлетней давности не прошли для нее даром. Зато сейчас она уже на первом курсе приборостроительного института. Такой вот обгон на вираже: в технаре же учиться четыре года, а школу до аттестата можно закончить за два. Еще неизвестно, кто из нас выиграл больше. Точнее… понятно, что она.

А еще мы… не очень друг с другом ладим.

Но это уже совсем другая история…

– Присядем? – прервал обет молчания Аниськин.

До парка дошли? Я просто в размышлениях о подруге несколько отвлекся от действительности. Что ж не присесть? На солнышке-то…

– Давай.

Уселись на широкую лавку у фонтана с ангелочками. Аниськин как-то нервно закурил, глубоко затянулся и замер. Потом долго выпускал тонкую струю дыма, внимательно рассматривая тлеющий кончик «беломорины».

– Послушай, студент… э-э, как тебя… Витек. А ты ведь мне только что жизнь спас. Понимаешь?

– Пользуйся на здоровье, – отмахнулся я легкомысленно, – э-э… Игорек.

– Подожди! – поерзал он на деревянных рейках. – Я серьезно. Видишь ли, такие полеты, что исполнял там Кролик… они… я знаю, чем они обычно заканчиваются. Повидал на своем веку. А ты… из безнадежного положения… табуретом… как это вообще? Как это у тебя так получилось? Да ты бумажку брошенную прямо в руки до этого поймать не смог… Как?

– Вот так. Озарение накатило. Вдохновение.

– Да уж…

Не объяснять же ему, что я умею… выпадать в осадок время от времени? При виде ножа. Или по другой какой причине – еще не разобрался. Да какая ему, на фиг, разница? Расскажешь – жди санитаров из дурки. Аниськин – он дядя конкретный, без фантазии. Во всяком случае, как мне кажется.

И вообще… с этими разговорами.

У меня же технарь!

Понятное дело, на пару «Допусков…», где буйствовал Штопор, я безнадежно не попадаю. За это будем завтра ответ держать. На его же «Автоматах с микропроцессорами». Расскажу ему какую-нибудь фишку из «Майкрософта» – ребята через год в ноябре операционку будут запускать с графическим интерфейсом, а компьютерный фанат Штопор об этом ни в зуб ногой. Это же начинается… эра Виндоуз! Есть, короче, тема для отвлеченной беседы. Споемся…

Следующая пара – политэкономия. На нее могу еще успеть. Наука, конечно, не такая серьезная, как спецура, но… лучше не прогуливать: в январе экзамен. А посему… есть смысл сворачивать наши душеспасительные беседы.

– Пойдем? – Я наклонился типа встаю. – Там у меня в технаре… Саша Егорочкин. Тоже… наркоман местный. Якобы…

– Подожди.

Я с досадой откинулся на спинку лавки.

– Жду.

– Этот Кролик…

– А какая, кстати, у него фамилия? – нетерпеливо перебил я Аниськина. – Зайцев? Зайченко? Или… Кроликов? Что совсем уже…

– Подплете́нный.

– Не понял, – потряс я головой. – Кто подплетенный? И чем?

– Фамилия у него такая: Подплетенный. Польская. Геннадий Матвеевич Подплетенный.