Шестой этаж

Через некоторое время, когда стали уже командой, сблизились, у меня дома по какому-то поводу, а может быть, и без повода — просто охота была со6раться вместе и за стенами редакции, были запланированы посиделки, а точнее то, что в прошлом веке называлось прекрасным словом пирушка. Подошел ко мне Рассадин: «Слушай, Булат не только пишет стихи, но сочиняет прекрасные песни. И очень хорошо поет. Попроси его взять с собой гитару. Не пожалеешь». Бу­лата особенно упрашивать не пришлось — это было время, когда он пел не толь­ко для слушателей, но и для себя. Потом, когда он регулярно выступал с эстрады, стал великолепным профессионалом, что-то у него получалось лучше, отточеннее, но не было, мне кажется, того упоения песней, как тогда, когда мы были первыми слушателями, когда он пел и для себя.

Песни Булата Окуджавы — особенно песни о нашей военной судьбе — все, что он пел в тот затянувшийся почти до рассвета вечер,— ему даже пришлось ос­таться у нас ночевать,— потрясли меня. Нет, «потрясли» — стертое, в данном случае слабое слово. Это было одним из самых сильных, переворачивающих ду­шу переживаний, которые были подарены мне искусством за все, немалые уже, прожитые годы. У меня давняя, с юных лет идиосинкразия к патетике, к гром­ким словам, чем больше они напрашиваются, тем сильнее меня тянет к иронии, но тут я с некоторым пафосом предрек Булату: «Через год тебя будет знать вся страна».

После того вечера почти всегда, когда мы у кого-то собирались, Булат пел, и каждый раз это было для меня необыкновенным праздником. Я готов был его слушать бесконечно. Потом Окуджава стал выступать публично. Первый раз у нас в «Литературке» на одном из ставших постоянными — то ли «вторнике», то ли «четверге», не помню уже, в какой день недели бывали эти культурные меро­приятия для «своих» и избранных «посторонних». В тот вечер в наш небольшой конференц-зал на шестом этаже мы правдами и неправдами провели максималь­ное количество друзей и знакомых. Нам так хотелось поделиться с ними песнями Булата, одарить этим богатством, этим счастьем всех, кого только возможно. Окуджаву стали все чаще и чаще приглашать в разные компании, клубы, Дома́, записывать его песни на магнитофон, переписывать, распространять пленки. Это было как лесной пожар. Окуджава пошел нарасхват.

Все эти бурные события в жизни Булата — шутка сказать, вот так, на наших глазах к нему пришла известность, он становился кумиром взрывообразно рас­ширяющегося круга публики,— не привели, однако, к тому, что он стал манки­ровать своими обязанностями в газете. Мы сами старались, чтобы режим у него был посвободнее, чтобы он мог выступать почаще, а в остальном он не отделил­ся от команды, вместе со всеми вел бои местного значения на планерках и летуч­ках, упорно дрался за те стихи, которые ему представлялись заслуживающими публикации в газете. У него вышел сборник «Острова» в «Советском писателе» — до этого, до прихода в газету, первая его книжка «Лирика» была издана в Калу­ге,— он подарил мне «Острова» с такой надписью: «Лазарь, это в память минув­ших битв и в честь грядущих новых. С любовью». И подписался — Ванька Мо­розов. Это герой одной из первых его песен.