Шествие динозавров

— Нескоро, ниллган… Ты успеешь выполнить свой обет, и этот юйрзеогр умрёт своей смертью. Ещё тысячу лет стоять этому городу. Пока он не провалится в прорву Эйолудзугга, как пьяный раб в яму с говном… «Родники иссякнут, но кровь напоит землю, кровью исполнится Земля Теней, погребённые восстанут и вкусят от кровавых источников и станут как живые, а те, что сожжены, сто дней будут собирать свой прах, что развеян по ветру, и сто дней отпущено тем, кто нарушил законы предков и сжёг их тела, на то, чтобы припасть к престолу Эрруйема и молить о пощаде, но пощады не будет…»

— Апокалипсис, — произнёс я. — Откровение Гиама-богослова. Откуда ты всё это взял?

— А часто ли тебе доводилось посмотреть вокруг себя? Юйрзеогр безумен. Разве ты не замечал? Эти его планы раскования рабов… Что значит — «свободный труд»? Как труд может быть свободен?! Без плети надсмотрщика люди обратятся в скотов! Зачем трудиться, если можно не трудиться? Вообще — зачем идти, если можно стоять, зачем стоять, если можно лежать?..

— Я хотел бы видеть надсмотрщика, который загнал тебя в Ночную Страну, — усмехнулся я.

— То, чем я занят, — не труд! Это моя жизнь. Самый паршивый раб мечтал бы о таком труде… Но никто под этими звёздами не уговорил бы меня даже большим пальцем левой ноги пошевелить, чтобы бросить зерно в борозду и оросить его водой во имя пропитания. Только плеть! Уж лучше я пойду воровать. Кстати, я так и делаю…

Он покосился на флягу, в каких обычно торговали настойкой из травы зуггзугг, дешёвым и мерзким бухлом, местным заменителем пива, браги, самогона — в зависимости от концентрации. Пить такое цивилизованному человеку было положительно невозможно, но вся империя ужиралась в три горла. Кроме тех, кто мог позволить себе более элитарные напитки, вроде вин из полыни или тутовника. Я, увы мне, оказался лишён этой маленькой радости взыскующего ума. Гиам же тошнотворной отравой явно не гнушался.

— Юйрзеогр окружён предателями. Над одним ухом предатели-жрецы, нашёптывающие ему бредни о свободном труде. Над другим — предатели, замышляющие убить его, чтобы остановить. А сам он слаб и безволен. Глиняная кукла. Его давно бы уже не было, если бы не мечи ниллганов. Ваши мечи…

— Ты полагаешь, что Одуйн-Донгре прав?

— Нет, я так не полагаю. Но правитель Востока хотя бы понимает, что нельзя уговорить бегемота летать, а рыбу — рычать. Одуйн-Донгре мудрее юйрзеогра. Он искуснее в словах. Ему верят люди. Поэтому он обречён. Юйрзеогр обречён тоже. Один из них непременно убьёт другого. Может быть, погибнут оба. Убийцы постоянно кружат возле них, выжидая. Вот сейчас ты, разинув рот, слушаешь Гиама, а твоему юйрзеогру вспарывают живот…

— Это не так просто, — сказал я без особой уверенности.

— Наивный, — фыркнул Гиам. — Окружил Солнцеликого тупоголовыми эмбонглами и думаешь, что усмирил юруйагов? Возможно, и так. Но есть ещё Ночная Страна с её Чёрным Воинством, о котором ты даже не подозреваешь. Есть Бюйузуо Многорукий, насылающий вургров, разрушающий умы, оседлавший самое смерть…

— Эту сказку я слышал.

— А я видел своими глазами. Вот этими! — он показал растопыренными грязными пальцами. — Тут, где мы с тобой сидим, люди могут самоуверенно почитать себя хозяевами. Но есть иные двести кругов тьмы, простирающихся до самого океана и, возможно, уходящих под его дно. Их прорыли не люди. Там один бог, один царь — Бюйузуо. Не знаю, почему он медлит, почему не выходит на свет. Мальчишка Луолруйгюнр опачкался бы от одного его взгляда… «И отворятся скрытые двери, и разверзнутся потайные подвалы, и не останется дворца, дома и хижины, где бы не вскрылся ход, и всползёт Древняя Смерть о ста ногах и ста руках, и пошлёт впереди себя вургров, и вургр станет правителем, и направит во все концы тверди вургров править людьми, и будет так ровно сто дней, и не останется под солнцем и луной человека, в жилах которого текла бы кровь, ибо всю её до капли выпьют вургры, и набросятся вургр на вургра, и выпьют самих себя, и пресытятся, и возблюют, и вся кровь извергнется, и пресечётся путь человека…» Слушай, ниллган, — сказал он, перепуганный, видать, собственными пророчествами. — Умоли юйрзеогра обрушить Эйолудзугг. Или затопить. Пока не поздно, а?

— Попробую, — произнёс я в раздумье.

Глава двадцать четвёртая

… ни с того ни с сего, совершенно, надо отметить, не к месту во мне просыпается профессиональное любопытство. Этакий исследовательский зуд. И я уже себе не хозяин. Пока мне означенный зуд не успокоят, ни о чём ином я и слышать не могу.

— Нунка, — требую я. — А какие они, эти зигганы?

Она долго молчит. Должно быть, ей интересно прислушиваться к тому, как во мне булькает и закипает нетерпение.

— Вам это действительно нужно знать именно сейчас? — наконец спрашивает злодейка.

Это не оговорка, не жеманство. Она и в самом деле абсолютно осознанно продолжает обращаться ко мне на «вы». Даже теперь, после того, как…

— Просто необходимо.

— Может быть, оставим до завтра?

— Я умру от разрыва любознательности.

— Что-то на семинарах подобное рвение прежде не отмечалось, — фыркает она.