Шествие динозавров

— Не желаю выглядеть белой вороной среди коллег ланспасадов, которые только что в носу не ковыряют… Но я исправлюсь.

— Тоже станете в носу копаться?

— Нет, буду проявлять активность, поднимать руку, задавать осмысленные вопросы.

— И вообще, у вас будет персональный спецкурс по этнографии.

— Когда он ещё будет!..

— А если мне просто лень?

— Разве так бывает? И потом — не кажется ли тебе, что ты манкируешь, милая дама?

— Манкируешь?.. Что это значит? «Обезьянничаешь», от английского «monkey»?

— Нет, кажется, что-то французское… Дескать, отлыниваешь от обязанностей. Тебе поручено ввести меня в курс имперских дел, вот и будь любезна соответствовать.

— Ужас, как официально! — закатывает она очи. — Ну, хорошо, повинуюсь. Только учтите, сударь, что с момента моего возвращения к исполнению профессиональных обязанностей всякие вольности… эротического свойства… становятся недопустимыми.

— Ах, какие формальности! — вторю я.

Слиток раскалённого металла нехотя сползает с моей груди. Нунка блуждает по комнате в поисках пульта, который я затыркал на книжную полку, но ни за какие коврижки в том не сознаюсь. Периодически пожимает плечиками и всплёскивает руками, а я на протяжении всего этого процесса с удовольствием за ней наблюдаю. Нунка в натуральном виде хороша. Нет в ней клинической длинноногости наших королев красоты, как, впрочем, и мясного изобилия в кустодиевском духе. Всё в ней соразмерно, ничто не в избытке, ничто не в дефиците. Упругая, тёплая даже издали, на глазок, золотистая гладь кожи. Зовущая погладить, дотронуться губами текучесть форм. Вместо причёски — мягкий ёжик в три цвета, который невыносимо хочется приласкать, потереться щекой, прижать к груди… За ней и вправду приятно наблюдать. И эгоистично при этом думать: «Вот это — моё… и это тоже…» А о том, что всё это моё только на время, как бы в аренду, — не думать вовсе.

Странная всё-таки скотина этот русский мужик конца двадцатого века. Не задумываясь, он готов выругать «блядью» всякую женщину, чьё поведение хотя бы несколько более игриво, нежели допускают домостроевские нравы, и язык его при этом не свернётся в трубочку. Точно так же, без тени колебаний сам он готов окунуться в грех, стоит ему лишь слегка намекнуть на возможность такового. Но и в чужой постели, лаская чужое лоно, он совершенно искренне будет любить свою жену. И при нужде запросто сыщет миллион оправданий и доводов, чтобы отмазаться от собственной совести…

Наконец пульт обнаружен. Нунка бросает на меня через плечо взгляд, где поровну и недоумения и укоризны. Садится на пол и касанием коготка превращает глухую стену в экран. Я немедля покидаю своё лежбище и умащиваюсь рядом. Наши плечи соприкасаются, её тело всё ещё пышет жаром, но уже не обжигает, как несколько минут назад.

— Вот, смотрите, — говорит Нунка.

И на экране возникают два обычных человеческих лица — мужское и женское. То есть, не вполне обычных. В них мне мерещится некая искусственность. Как в фотороботе.

— Это композитные портреты. Или обобщённые, как угодно. Они не принадлежат конкретному человеку, а представляют собой визитную карточку расы. — Голос Нунки на самом деле становится суше, она перевоплощается в мастера. Несмотря на то, что продолжает сидеть нагишом на полу моей комнаты. — Но зигганы — не особая большая раса. Это контактная, промежуточная группа между европеоидной расой и экваториальной, точнее — океанической ветвью последней.

— Экваториальная раса — это негры, что ли?

— В том числе. И полинезийцы, между прочим. Чьи женщины некоторыми ценителями признаются самыми красивыми в мире. У зигганов светлая кожа, изредка со специфическим золотистым оттенком. Они типичные «лейкохрои»…

— Кто-кто?!

— «Лейкохрои» — светлокожие. Так древние греки обозначали в своих первоисточниках народы с тем же, что и у них, цветом кожи. Вы же историк, вы должны знать… Для справки: индейцев они называли бы «френихроями», а африканцев и австралоидов…

— «Меланхроями», — вворачиваю я. — Это я как раз знаю.

— Мы и сейчас иногда употребляем эти термины, но чаще из побуждений форса… Возвращаясь к зигганам с их золотистой кожей: загар тут ни при чём, хотя солнце на той широте жаркое. Встречаются альбиносы, и это отклонение расценивается как знак особого благоволения богов. Действующий император, у которого вы будете в услужении, как раз альбинос… Зигганы прекрасно сложены, выносливы и подвижны. Иначе и быть не может в обществе, где девяносто девять процентов населения добывает хлеб насущный тяжким физическим трудом. Толстяки или астеники там попросту не выживают. Средний рост мужчины — около ста семидесяти сантиметров, по тем временам — порядочно… Скулы выдаются вперёд, но не сильно. Нос крупный, прямой. Подбородочный выступ развит более обычного для океанической ветви, губы полные, но не вздутые. Волосы жёсткие, густые. Видите, какая у мужчины пышная борода? Занятно, что цвет волос как правило светлый, от каштановых до таких, как у вас. И глаза преимущественно голубые, как у славян и скандинавов. Странно, не правда ли? Только с глазами у них вообще фантастика!