Шиноби Мрачного Рассвета

— Двух нукенинов S-ранга. — Сумрачно ответил Ульгрим, принимая у друга сверток с фруктами и начиная кунаем срезать с одного из них кожицу тонкой спиралькой.

— Ты только что сказал, что мы не сможем с ними сражаться. — Шикамару немного поуспокоился, перестав кричать.

— А я ничего и не говорил, про сражение. Даже S-рангу, большинству, по крайней мере, нужно есть. Значит, их можно отравить. У них может быть дом, который можно заминировать. Они спят — может их можно зарезать во сне. У них могут быть другие уязвимые места, которые мы вычислим. Мы не будем с ними сражаться. Мы их убьем.

— Думаешь, никто не пытался так делать? — Глухо спросил Шикамару.

— Наверное, пытались, и нукенины как-то это учитывают. Но при такой тактике преимущество противника в техниках и силе не играет столь большой роли, как в прямом бою, а всегда быть настороже невозможно. Значит, у нас есть шансы.

Ульгрим поднял взгляд на внимательно слушающего его Шикамару.

— Главное, помни — месть, это блюдо, которое надо употреблять холодным. Мы не станем срываться в самоубийственную миссию. Выясним все о наших противниках. Выберем подходящий момент. Не получится — вернемся к задаче, когда сами станем S-рангом.

— Вы всерьез собираетесь убить двух S-ранговых шиноби? — Не выдержал Неджи. И добавил язвительно: — Успех на экзамене вскружил голову?

Три пары глаз обратились на Хьюга.

— Все смертны. — Припечатал Варкастер.

***

День похорон выдался ясным и солнечным, совсем не подходящим печальному событию. Кладбище Конохи, зажатое меж защитной стеной и парком с полигонами, было залито светом. В воздухе носились десятки весело галдящих птиц, диссонируя со скорбными речами людей, что пришли проститься с павшими. Их тела доставила накануне группа АНБУ, что была спешно отправлена хокаге на место схватки. Увы, но нукенинов и след простыл.

Варкастер стоял за спиной толпы, так чтобы поменьше народу могло заметить его равнодушное лицо. Социальная модель однозначно сообщила, что ему надо посетить похороны одноклассника и его наставника, но она же предупреждала, что лучше не демонстрировать своего безразличия.

Некромант еще в Каирне не мог понять, почему люди так странно реагируют на смерть. Ведь она так естественна. Никто же не оплакивает рассвет и не сокрушается закату? Души умерших переродятся, быть может, уже переродились. Они проживут новую жизнь, так как это уже происходило бесконечность раз в прошлом, как это произойдет бесконечность раз в будущем. Единственное, что было достойно сожаления, это потеря личного опыта. Но о ней могли бы скорбеть сами погибшие, но никак не толпа родственников и знакомых.

Впрочем, здесь и сейчас у некроманта были более интересные темы для размышления, нежели очередная странность человеческой натуры.

Так сложилось, что за годы жизни в Конохе он проходил по лежащему на отшибе кладбищу лишь несколько раз, да и то, по широким центральным аллеям, вдоль которых стояли памятники и монументы с именами павших в войнах, не скрывающие под собой захоронения. Для того же, чтобы попасть к месту упокоения Чоджи и Асумы, толпе пришлось изрядно попетлять среди могильных плит. Тут-то некромант и ощутил нечто странное.

В магии существовало такое понятие как сродство. Заключалось оно в способности колдуна ощущать на расстоянии вещи родственные его магии. Элементалисты могли ощущать проявления своей стихии. Пиромант мог точно указать на горящую за стеной свечу. Геомант мог пройти любой подземный лабиринт с закрытыми глазами. У магии Смерти тоже было свое сродство. Варкастеру не нужно было раскапывать могилу, чтобы узнать есть ли в ней труп. Ощущение чужих смертей имело ту же природу. Некоторые предметы, например топор палача, которым обезглавили тысячи жертв, тоже им ощущались. В некромантии прикладной пользы от этого сродства было немного — только, то самое ощущение трупов, что позволяло вслепую накладывать заклятия поднятия мертвых. Которое, кстати, не работало с растениями, что вызывало в среде некромантов бурные дебаты о том, можно ли считать те живыми. Неофициально считалось, что чем выше сродство, тем сильнее маг. Как и все остальное, что касалось его дара, сродство Варкастера было выдающимся — очень немногие некроманты могли ощутить смерть чего-то столь мелкого, как грызун или даже насекомое. Но на фоне остальных его возможностей, эта как-то терялась

.

Однако он никогда не мог ощущать прах.

Мертвых в Конохе сжигали. Под могильными камнями с именами мертвецов скрывались небольшие камеры, хранящие в себе урну с пеплом. И вот, идя в толпе среди могил, Варкастер обнаружил, что прекрасно чувствует мельчайшие частицы того, что жило, но умерло, а потом прошло огненное горнило. Совершенно невозможная вещь, с точки зрения классической некромантии Каирна.

Это вызывало одновременно интерес и опасения.

Опыт Варкастера подсказывал, что, наверняка, существуют способы подчинить себе прах, открыв для себя совершенно новую ветку излюбленного искусства.