Шёпот сумеречной феи

Чтобы не огорчать подругу, Натали пока своего мнения напрямую не говорила. Но впечатление от знакомства у неё осталось тяжёлое, смутное. Из головы всё не шли глаза старшей сестры - бездонные, чернее самой тёмной ночи. Взгляд быстрый, жадный, полный какой-то недоброй страсти. В средней, вроде бы, ничего особенного... А Ирина, младшая? Что за невыносимая тоска съедает душу этой девушки? Что за печаль тяжёлым грузом давит её поникшие плечи?

Их улыбки, любезность, учтивость - всё одна только маска, насквозь лживая. Натали была в этом уверена, и удивлялась, как остальные ничего не замечают.

Даже княгиня, когда уже дома дочь высказала ей свои предположения, отмахнулась:

- Небось завидуешь, Наталья, что у самой-то глаза да волосы не черны?

Натали в ответ рассердилась:

- Было бы чему завидовать, маменька! Если моё мнение хотите - на этих сестёр и смотреть-то страшно. Уж такие бледные, будто вот-вот чувств лишатся!

Благоразумием княгиня Софья Михайловна отличалась всегда, здесь её не упрекнуть. Хотя своей симпатии к цирковым артисткам она не отрицала, в доме, который на курорте занимало семейство Зорницких, принимать их не спешила пока. А вот Анастаси Марсье, напротив, уже несколько раз звала к себе сестёр Блохиных.

Они, как рассказывала потом Шарлотт, приглашения на вечера принимали с радостью, в те дни, когда не выступали. Много беседовали, шутили и смеялись, особенно Александра. Но ни разу почему-то не остались на ужин, как их ни упрашивали. Всё говорили, питаться им, танцовщицам, нужно как-то по-особому.

Софье Михайловне вторую неделю подряд за вечерними чаепитиями казалось, что чего-то в её окружении не хватает, а чего - понять не могла. Какую-то мебель, что ли, прислуга без её ведома убрала с террасы?.. Потом княгиня сообразила всё-таки: не в мебели дело. Перестал заглядывать в гости Пётр Николаевич Нерящев, после похода в цирк как сквозь землю провалился. Софья Михайловна осведомилась о нём кое у кого из общих знакомых, но никто положительно ничего не слышал. "Не помер ли старик? - Думала княгиня. - Ну нет, если б помер, уж наверняка стало бы известно. Поди, уехать решил, никому не сказавшись - с него станется".

Офицер Заряжнев ещё недавно действительно всерьёз собирался сделать предложение Натали Зорницкой. Но стоило ему увидеть сестёр-канатоходок - точнее, старшую, Мари, как он тут же думать забыл об этом намерении. Один раз мелькнула мысль: вот ведь, не зря в тот вечер у Зорницких, когда впервые заговорили про цирк, хихикал многозначительно старикашка Нерящев, как в воду глядел... Мелькнула - и исчезла. Остались только мечтания, как бы встретиться с Мари с глазу на глаз, без остального "общества". Заряжнев долго раздумывал, сочтёт ли она за дерзость, если после представления явиться за кулисы и пригласить на свидание? Виделись-то всего однажды... Но в глубине души он был почти уверен, что артистка приглашение примет благосклонно. Об этом сказали как будто сами её глаза в ту, единственную встречу. Среди болтающей и галдящей толпы знакомых Мари, кажется, всех чаще смотрела на него... И этого взгляда никогда не забыть.

Наконец, офицер решился. Пожалел об одном: что проболтался о своём плане Серёже Зорницкому, брату Натали, который был ему вроде младшего приятеля. Или, лучше сказать, Серёжа гордо считал Заряжнева своим приятелем, тот же к нему относился как немного снисходительный покровитель.

Серёжа тут же пристал к офицеру, чтобы он взял его с собой. Заряжнев сообразил: наверняка дело не обошлось без младшей Блохиной. Неспроста мальчишка после похода в цирк сам не свой стал, и имя Ирины в его речи слишком уж часто проскальзывает.

Офицер решил было изобрести какой-нибудь оправдательный предлог и отвязаться от попутчика. Но потом подумал - почему бы и вместе не пойти? Так и отправились к началу очередного представления вдвоём.

Площадь перед цирком оказалась пуста. Точнее - безлюдна, пустоты же здесь было мало, повсюду фургоны, повозки, домики на колёсах, а посреди всего этого купол шапито.

Заряжневу такая обстановка показалась странной. Когда посещали цирк с Зорницкими, Марсье и остальными, не было такого хаоса. Перед входом в шатёр было свободно, фургоны, наверное, аккуратно стояли с противоположной стороны. Теперь же всё, на чём передвигались циркачи, как нарочно расставили на пути молодых людей каким-то лабиринтом.

Почему зрители не собираются на представление? Самое бы время... И так быстро темнеет - а ведь вечер ещё ранний. Грозы, что ли, ждать?

Рядом зарычал какой-то хищник, может, цирковой леопард. Громко заржала лошадь.

- Они уезжать собрались? - неуверенно спросил Серёжа.

Уезжать? Эта мысль обожгла офицера как удар хлыста.

- Нет, нет, - забормотал он. - Нам было бы известно, обязательно было бы!

Нет, цирк не может уехать вот так. Уехать - и увезти её... Какое ему, Заряжневу, дело до всех этих фургонов и до предгрозовой темноты? Он пришёл встретиться с Мари.

- Ты ведь тоже здесь из-за танцовщиц, верно? - напрямую обратился он к Серёже. - Из-за младшей?

- Ну-у... - запнулся тот.