Шипы и розы

Однако в Девонсайде с самого раннего утра от крыши до вестибюля царила непривычная для монотонной дождливой погоды разноголосая суета. Гремели разносами, дребезжали блюдцами, хлопали скатертями и салфетками. Иначе говоря, в доме бушевала деятельность, никак не свойственная обычному укладу, а скорее типичная для казармы накануне отплытия полка за море, и никто, даже Малеста, не осмеливался идти против течения.

Все суетились, желая угодить сыну лорда Андервуда, столько лет не появлявшемуся в фамильном гнезде и ставшему чем-то вроде идола для недалёких слуг и чем-то вроде головной боли для повидавшего жизнь дворецкого. Переполошенные красотой наследника горничные, вдруг усомнившись в своих передниках, судорожно меняли их на другие, а также приглаживали и без того аккуратные причёски и поправляли чепчики. И хотя атмосфера в основном царила радужно-дружеская, кое-какие девицы всё же снизошли до того, чтобы через коридор выкрикивать друг другу оскорбительные вопросы, не те ли слямзили их дешёвые броши и такие же дешёвые заколки.

Шум проникал в самые глухие закоулки дома, и, в конце концов, Малеста не выдержала, вышла из-за стола и в поисках одиночества отправилась на террасу, на которой компанию ей составил лишь дождь, но тот шумел так однообразно, что его присутствию Малеста не противилась.

Джейкоб так и не вернулся. Ни вечером, ни ночью, ни утром. Это было неудивительно, и оставалось только ждать, когда погода изменится и экипажи – те, что подороже, и те, что попроще, – потянутся с запада на восток и с востока на запад. Про себя Малеста надеялась, что это произойдёт уже совсем скоро, но в противовес её мольбам небо ещё сильнее затянулось тучами.

На веранде было прохладно и сыро, и даже розами не пахло. Чудесные цветы были прибиты частыми каплями и совсем приуныли. Предусмотрительный дворецкий ещё вчерашним вечером унёс с веранды все книги, а утром перекинул через спинку соломенного кресла шерстяной клетчатый плед. Но отдыхать на веранде даже под пледом в такой дождь было полным безумием: Малеста простояла у заливаемых дождём перил не более десяти минут, а плечи уже озябли, и кончик носа побледнел. И как тяжело ни было возвращаться в шумный улей, в котором служанки подобно пчёлам летали от спальни молодого хозяина на кухню, в прачечную и в библиотеку, стоять и мерзнуть на сыром воздухе было куда более неприятной затеей.

Собравшись повернуться и променять шум дождя на домашнюю суматоху, Малеста вытянула вперёд руку, поймала на ладонь несколько холодных капель, грустно улыбнулась и вдруг почувствовала, как плечам становится тепло, словно её вдруг обняли со спины и те объятия разнимать напрочь отказались.

Теперь сырость была не страшна: на плечи леди Андервуд оказалась наброшена утеплённая накидка длиной до пояса, застегивающаяся на две крепкие застёжки спереди. Последние всё ещё болтались свободными, но накидка не падала, потому что по плечам её придерживали крепкие и, как огонь в камине, горячие руки.

– Благодарю вас, Джонатан.

Леди Андервуд решила простить дворецкому его чересчур решительные действия: сырая погода угрожала здоровью хозяйки, и верный слуга просто поторопился проявить заботу, потому и пренебрёг этикетом. Другая дама, возможно, такого никогда не простила бы, но Малеста отличалась от других дам из общества и за восемь лет в браке всё ещё иногда ловила себя на том, что время от времени нарушала общепринятые правила. Слава богу, те нарушения были заметны только ей и ещё иногда Джейкобу. 

А Джонатан всё не уходил. Всё ещё придерживал накидку на плечах, чтобы та не спала, и Малеста поспешила подцепить пальцами застёжки, чтобы их соединить.

– Как всегда любезно и предусмотрительно с вашей стороны, – произнесла она. – Напомните мне вечером, чтобы я отпустила вас сегодня пораньше. Вы это заслужили.

– Прощу прощения. – Голос принадлежал совсем не чопорному батлеру. – Меня с рождения зовут Тимоти, а фамилия по отцу – Андервуд, хотя для вас, матушка, я могу быть и Джонатаном. Если вам так угодно...

Малеста резко обернулась и отпрянула от пасынка, словно ошпаренная. Спасительная накидка с лёгким шумом соскользнула с плеч и упала к ногам хозяйки.

– Вы?

Тим нагнулся, поднял упавшую вещь и протянул. 

– Вам ведь холодно...

Не дожидаясь ответа и не спрашивая никакого разрешения, Андервуд перекинул накидку через плечи Малесты, заправски щёлкнул одной из двух застежек, расправил складки, словно делал это каждый день, и, чуть склонив голову вбок, посмотрел на мачеху с той смесью смущения и наглости, какая появляется на лице молодого человека, когда он встречает даму, которая минуту назад с ним мило кокетничала, а затем посмотрела так, словно готовилась украсить фонарём под глазом, но ещё не определись, каким способом это будет сделано: при помощи нудных, но увесистых, рассуждений о порядочности или по старинке – кулаком.