Шипы и розы

– Ева! – снова позвал Тим. – Джонатан! Сквозь землю вы все провалились, что ли?

Тук. Тук. Тук.

– Да что за чёрт, – выругался Андервуд и, в который раз проклиная и друзей, и тот день, когда решил вернуться в дом отца, шагнул к входным дверям и отодвинул засов. 

На пороге стояла молодая женщина, закутанная в латаный серый плащ, в башмаках, измазанных грязью, вся промокшая. Непонятного цвета волосы были собраны в тугой пучок на затылке, лицо было худым и вытянутым, а глаза – печальными.

– Нищим не подаём, – отрезал Тим и собрался было захлопнуть двери прямо перед носом побирушки, как молния вдруг сверкнула не только в небе, но и во взгляде незнакомки. По спине побежали мурашки.

– Мне бы только посушить одежду, – проговорила женщина.

– Я же сказал, мы нищим не... – во второй раз начал Андервуд, но очередная ветвистая молния с треском вырвалась из-за туч, и Тим тут же осёкся и неожиданно для себя распахнул двери пошире, позволяя незваной гостье войти.

Женщина робко переступила порог, огляделась и коснулась завязок плаща, с которого вовсю капала вода.

– Я позову кого-нибудь из слуг, – холодным тоном проронил Тим. – Вас проводят к огню, помогут почистить плащ и дадут пуншу согреться.

– Не стоит, – сказала женщина. – Не стоит так беспокоиться. Вы ведь Тимоти Андервуд, верно? Сын хозяина этого дома?

Тим насторожился. Напросившаяся в дом незнакомка вела себя странно и доверия не внушала. Не воровка, ли? И куда, чёрт побери, девался Джонатан? Это работа дворецкого открывать и закрывать двери, а также следить за тем, чтобы по дому не шастали посторонние личности, а этот усатый пингвин даже не соизволил на стук выйти. А стук-то был о-го-го! Только глухой не услышит.

Завязки на плаще тем временем были развязаны, и с него продолжало капать на пол, а незнакомая женщина смотрела на Тима таким смелым и ясным взглядом, что тот не выдержал и предложил:

– Следуйте за мной.

До малой гостиной они шли, оставляя за собой вереницу из дождевых капель и грязных следов. А когда вошли в комнату, то Тим первым делом шагнул к камину и, убедившись, что сухие поленья занялись огнём, придвинул два кресла, в одно из которых опустился сам, а на другое указал гостье.

Женщина кивнула, осторожно, чтобы не наследить, обошла дорогой ковёр, сняла плащ, присела на краешек кресла и вытянула руки вперёд, к огню. Разгорающееся пламя на секунду выхватило её лицо из темноты, и Тим поёжился. Только сейчас он заметил, что незнакомка была не столь и молода, как ему показалось изначально: при всей своей худобе лицо, однако, было испещрено морщинами, в волосах мелькала седина, и кожа на руках и шее была дряблой. Под плащом у незнакомки оказалось мышиного цвета платье, без воротничка и манжет, и перекинутая через плечо тряпичная сумка, сшитая крайне криво и неаккуратно.

– Так я вас слушаю, – выдавил из себя Тим, когда с разглядыванием было закончено и сырость в комнате немного сошла на нет, а треск в камине стал таким уютно-убаюкивающим, что начало клонить в сон и глаза принялись закрываться сами собой.

– Меня зовут Бетси, – сказала женщина и потёрла согревшимися ладонями щёки.

«Отлично, – пронеслось в голове у Тима. – Теперь, если тебя и обокрадут этим вечером, ты как минимум будешь знать, что воровку зовут Бетси. Это ж надо было пустить её в дом да ещё и в гостиную привести. Где были твои мозги? Ты бы ещё ей выпить предложил, идиот несчастный!»

А женщина, словно услышав мысли Андервуда, вдруг посмотрела на него так тоскливо и доверчиво, что Тим, сам не понимая, как и почему, вдруг брякнул:

– Выпить не желаете? Я бы предложил вам горячего пунша, но ума не приложу, где бродят слуги, поэтому как насчёт бренди? Не слишком крепко для вас?

Бетси кивнула, и Тим поднялся, подошёл к винному шкафчику, уютно устроившемуся прямо под картиной с изображением весельчаков, отдыхающих в тени виноградников, взял начатую ещё отцом бутылку, два бокала и вернулся к камину.

– Вот. – Янтарного цвета жидкость забулькала по бокалам. Один из них Тим придвинул гостье. – Пейте.

Сам взял свой и сделал небольшой глоток. Крепкий алкоголь пришёлся кстати: немного расслабил, а заодно и приглушил бушевавшую внутри ненависть, но окончательно пожар не потушил, и любая выпитая сверх меры капля могла вновь стать причиной неистовой ярости.

Заполнившая комнату тишина стала Тима утомлять. Смотря, как Бетси потягивает бренди и смотрит на огонь в камине, Андервуд немного поёрзал в кресле и, не выдержав, наконец, спросил в лоб:

– Откуда вы меня знаете?

Бетси повернула к Тиму своё бледное лицо и со вздохом ответила:

– Я всех знаю, и в этом моя беда.

Тонкие пальцы потянулись к той самой тряпичной сумке, от которой веяло безграничной бедностью, а ещё пахло табаком, и выудили оттуда колоду карт.

От неожиданности Тим чуть не поперхнулся.

– Здесь не покерный клуб, – тут же поспешил осадить он нахальную нищенку, но та лишь приложила палец к своим губам-ниточкам и просвистела:

– Тссс...

А затем, перемешав карты с ловкостью опытного раздавалы, раскинула колоду веером и кивнула на неё Тиму.

– Три карты.

От удивления у Тима вытянулось лицо.