«Все мои друзья в Новой Англии считают меня иностранцем», — ответил Ланни. — «Они не пойдут за мной».
Он спросил, что Генрих делает в настоящее время, и, как всегда, началось извержение слов. Нацистский чиновник просил Ланни проехать с ним завтра в Нюрнберг. Там находилась Национал-социалистическая школа для избранных молодых людей, которые были привезены из всех стран мира. Полторы тысячи студентов, отобранных из-за их специальных способностей из пятидесяти одной страны. Это были будущие национальные фюреры и хозяева мира. Генрих ехал туда читать лекции им о Гитлерюгенде и том, что сделала эта чудесная организация в течение последнего десятилетия. Учебный год заканчивался, и закрытие будут сопровождаться впечатляющими церемониями, в том числе мемориальными перед Монументом войны: знамёна и транспаранты, барабаны и трубы, боевые гимны, весь ритуал, который приводит в восторг душу чисто-нордической расы господ.
— Ланни, вы не смогли бы устоять перед этим!
«Возможно, именно поэтому я туда и не хожу», — ответил непочтительный американец. — «Я не могу остепениться и работать так много, как вы, Генрих, но поэтому я восхищаюсь вами». Щеки сына главного лесничего светились от удовольствия, и Ланни дал сигнал официанту наполнить его бокал. Щедрый хозяин заказал литр лучшего французского шампанского и видел, что его друг выпил большую часть.
«В самом деле, я очень занят сейчас», — продолжал хозяин. — «Я продаю несколько картин министр-Президента генерала Геринга для него. Вы знаете, он имеет довольно необычный вкус, и я нахожу, что сотрудничать с ним поучительно, а даже выгодно». Ланни рассказал с легкой фамильярностью о Каринхалле, Эмми и о прекрасных свадебных подарках, об охотничьем мастерстве толстого генерала при охоте на кабанов, со слов охотника. После визита Ланни в угодье было сделано официальное заявление о намерении кино звезды уйти и принести немецкому народу наследника, и это возбудило в Генрихе инстинкт к продолжению рода, который характеризует расу господ на её пути к власти и славе.
Все время обеда американец внимал хорошей нацистской пропаганде. Затем он пригласил своего друга в свои апартаменты, где они пили кофе и коньяк, а Генрих говорил о печальной судьбе своего бывшего друга Уго Бэра и других, которые были так трагически введены в заблуждение, чтобы противостоять воле фюрера. Международная обстановка в настоящее время показала, как прав был фюрер. Свободу Германии можно выиграть смелостью и никаким другим способом. Генрих процитировал речь, недавно произнесённую генералом Герингом о том, что он не хочет, и не будет иметь «помойный интернационализм» в Фатерланде. Ланни, который выступал на Парижской мирной конференции против отторжения Штубендорфа от немецкой республики, воспринимался молодым чиновником, как сочувствующий всем действиям фюрера, поэтому слушателю ничего не оставалось, а только слушать.
И вот появился шанс сменить тему. Ланни заметил: «Ирма и я планируем отправиться завтра в Зальцбург в гости к её подруге, живущей там в горах. И мы могли бы довезти вас до Нюрнберга, Генрих, но Ирма везёт с собой свою горничную, и машина забита всеми этими сумками».
«Все в порядке», — ответил собеседник. — «Партийный автомобиль довезёт меня с двумя коллегами».
«Мне пришло в голову», — продолжал собеседник. — «Что может будет хорошим тоном для нас заехать и высказать свое почтение фюреру, если вы думаете, что он захочет нас видеть».
— Ланни, я уверен, что он захочет. Жаль, мне тоже очень хотелось! Но вы знаете, как это, я не могу пренебрегать своими обязанностями перед нашей молодежью.
— Конечно, нет. Что бы вы посоветовали мне делать? Хотите позвонить и выяснить, захочет ли он принять нас?
—
«Ну, почему вам не позвонить отсюда?» — Генрих был очень взволнован такой честью, и Ланни знал, что персонал отеля будет так же взволнован. Он догадался, что ещё до того, как разговор будет закончен, весь огромный отель будет знать, что происходит.
Генрих произнес знаменательные слова с гордой отчетливостью: