– Но ведь ему наверняка захочется взглянуть на своего первого внука, – попыталась помочь мне Селия, склонившись над своей рабочей шкатулкой и выбирая нитку нужного оттенка. Алтарный покров был почти закончен, но меня использовали только для вышивания голубого неба, да и то в том месте, где небо было почти закрыто летящим ангелом. Такое задание не могла запороть даже я. Впрочем, я не особенно утруждалась и, сделав один стежок, откладывала работу под тем предлогом, что мне нужно о чем-то подумать или что-то рассказать.
– О да, папа – человек вполне семейный. Ему страшно приятно будет сознавать себя главой целого клана МакЭндрю, – сказал Джон. – И все же мне пришлось бы попросту его похитить, чтобы оторвать от управления фирмой и привезти сюда весной, в период наивысшей деловой активности.
– А почему бы, собственно, тебе его и не похитить? – спросила я, словно эта мысль только что пришла мне в голову. – Почему бы тебе действительно за ним не съездить? Ты же сам говорил, что скучаешь по милым твоему сердцу запахам Эдинбурга, этого Старого Дымокура! Нет, правда, почему бы и нет? Ты мог бы привезти его как раз к родам, и он стал бы крестным отцом нашего малыша.
– Да, это было бы прекрасно, – неуверенно сказал Джон. – И мне, конечно, хочется повидать отца, а также кое-кого из моих коллег по университету. И все же я бы предпочел не оставлять тебя одну в таком состоянии, Беатрис! Лучше мы все вместе съездим к нему потом, после родов.
Я вскинула руки в притворном ужасе, засмеялась и воскликнула:
– Ох, нет! Мне уже один раз довелось путешествовать с новорожденным, и я никогда не прощу Селии этого путешествия. И никогда в жизни никуда не поеду с ребенком, которого в дороге постоянно тошнит! Твой сын и я будем жить здесь до тех пор, пока его не отлучат от груди. Так что если хочешь хоть раз в ближайшие два года увидеть свой родной Эдинбург, то лучше поезжай прямо сейчас!
Селия засмеялась, вспомнив наше мучительное путешествие вместе с Джулией, и сказала:
– Беатрис совершенно права, Джон. Вы просто представить себе не можете, как сложно путешествовать с маленьким ребенком. Все словно нарочно получается не так, как надо, и порой нет ни малейшей возможности успокоить плачущего малыша. Если вы хотите, чтобы ваш отец повидал новорожденного внука, то его нужно убедить самого приехать сюда.
– Вы обе, наверное, правы, – все так же неуверенно согласился Джон, – но я все же не хотел бы оставлять тебя на последних месяцах беременности, Беатрис. Вдруг что-то пойдет не так, а я буду так далеко отсюда…
– Да ты не волнуйся, – попытался успокоить его Гарри, уютно устроившийся в глубоком кресле у самого огня. – Я тебе обещаю, что к Сиферну ее даже не подпущу, а Селия может пообещать, что будет всячески удерживать ее от поедания сластей. Беатрис здесь не грозит никакая опасность, и к тому же мы всегда можем послать за тобой, если возникнут какие-то неприятности.
– Мне, конечно, очень хочется туда съездить, – признался, наконец, Джон. – Но только если ты действительно уверена, Беатрис, что я тебе сейчас не нужен.
Я воткнула иголку прямо в лицо вышитого ангела и протянула правую руку мужу.
– Я совершенно в этом уверена, – заверила я его, и он в ответ нежно поцеловал мою руку. – И я торжественно тебе обещаю: я не буду ездить верхом на диких лошадях и постараюсь не есть сладости и не особенно толстеть.
– Но ты пошлешь за мной, если вдруг почувствуешь какое-то беспокойство или если, не дай бог, роды раньше времени начнутся? – спросил Джон.
– Обязательно пошлю! – весело пообещала я, и Джон, перевернув мою руку ладонью вверх тем самым прелестным жестом, каким пользовался, ухаживая за мной, поцеловал меня в ладонь и крепко сжал мои пальцы, словно пряча там свой поцелуй. Я улыбнулась ему, и в моей улыбке светилась самая неподдельная, искренняя любовь.
Джон дождался лишь моего дня рождения – четвертого мая мне исполнилось девятнадцать лет. Селия приказала освободить от мебели столовую и пригласила полдюжины наших соседей на торжественный ужин и танцы. Мне не хотелось показывать, как неважно я себя чувствую, и я даже протанцевала два гавота с Джоном и медленный вальс с Гарри, а потом уселась и стала рассматривать подарки.
Гарри и Селия преподнесли мне бриллиантовые серьги, а мама – подходящее к серьгам бриллиантовое колье. Джон принес довольно большой и тяжелый сундучок, обитый кожей, с бронзовыми уголками и замком.
– Там, наверное, добыча целой алмазной шахты! – предположила я. Джон рассмеялся и сказал:
– По-моему, это гораздо лучше бриллиантов.
Он достал из кармана жилета бронзовый ключик и вручил его мне. Ключ легко отпер замок, и крышка поднялась сама собой. Внутри сундучок был выстлан синим бархатом, на котором лежал, как в мягком гнездышке, великолепный бронзовый секстант.
– Боже мой, – воскликнула мама, – что это такое?
Я лучезарно улыбнулась Джону и сказала: