Широкий Дол

Возможно, от этих слов Джон исполнится надежды. И будет думать, что, какими бы сладкими, соблазнительными, дразнящими улыбками я его ни одаривала, как бы сногсшибательно я ни выглядела, какой бы желанной я ему ни казалась, он, по крайней мере, будет избавлен от двух непочатых бутылок виски, холодных, покрытых росой, которые неизменно появляются у него в кабинете. И ключ больше не будет торчать в замке, давая ему возможность запереть дверь и остаться с этими бутылками наедине.

Так что за завтраком мы пили чай и лимонад, и Гарри только вздыхал, заглядывая в свою пивную кружку, где не было ни капли эля, но помалкивал. Селия вдруг решила отказаться от поездки в Чичестер с нами вместе и предпочла остаться дома. Я прекрасно знала свою невестку и сразу поняла: она намерена соблазнить Джона прогулкой на свежем воздухе, время от времени подкрепляя его крепким сладким чаем, и не спускать с него глаз, заставляя болтать с нею, играть с Джулией, и так до самого обеда. Она была готова всеми силами сражаться за его душу, готова была отдать его спасению даже свое верное любящее сердечко.

Итак, мы с Гарри отправились в Чичестер вдвоем и решили на деле испытать свое решение экономить. В мастерской нам показывали великолепные кареты и коляски, и решимость Гарри, как я и думала, вскоре была поколеблена, но сама я держалась твердо. Мне нужна была всего лишь маленькая двуколка или кабриолет, чтобы ездить по поместью, а те прочные приземистые коляски, что нам показывали, были и слишком дороги, и слишком неустойчивы для тех разбитых проселочных дорог, которыми мне приходилось пользоваться, чтобы, скажем, проверить, как идет окот овец, или чтобы не подниматься пешком по заснеженному склону на верхнее пастбище.

– Я жутко устала, – сказала я, притворно вздыхая, когда мы, наконец, пришли к некоему совместному решению. – Давай заедем к де Курси и попросим, чтобы нам дали чаю.

Леди де Курси была старинной подругой нашей матери, и ее двое детей были немногим старше нас с Гарри. Из всех чичестерских семейств – по маминой шкале положения в обществе – именно семья де Курси была ближе всего к нам. Они, правда, земельных владений не имели, но были богаты, даже богаче нас. Это была старинная семья, но дом у них был новый; де Курси в отличие от Лейси никогда не жили сотни лет в одном и том же доме. В Чичестере мы посещали также дом епископа, кто бы в данный момент ни занимал эту должность, и еще два-три дома, но дружили только с семейством де Курси.

И хотя мы с Гарри уже не так строго придерживались созданной мамой шкалы «подходящих знакомых», но пока так и не выбрались за пределы очерченного ею кружка и новых друзей не приобрели. Отчасти потому, что жили мы довольно далеко от Чичестера и любая поездка в гости была равносильна небольшому путешествию, но еще и потому, что некая замкнутость была вообще свойственна нашей жизни в Широком Доле. Как и наш отец, мы общались в основном с теми, кто жил по соседству или вместе с нами охотился, а также с ближайшими родственниками. Дороги в нашей местности частенько утопали в непролазной грязи, а к середине зимы и вовсе становились непроходимыми. Да и работа на земле постоянно требовала времени и немалых физических сил. Но, возможно, более всего сказывалось то, что мы вчетвером – Гарри, я, Селия и Джон – представляли собой некую маленькую, замкнутую на себя общину. Я бы, например, с удовольствием ни на один день не покидала Широкого Дола, да и все остальные признавались – хотя никто из них и не любил эти места так, как любила их я, – что совсем не против неделями, а то и месяцами не выезжать за пределы нашего переходящего в лес парка.

Итак, нашими ближайшими друзьями были Хейверинги и де Курси. Иногда, правда, у нас гостили некоторые мамины родственники или кто-то из семейства Лейси, но большую часть времени мы, как и многие другие семьи нашего уровня, являли собой некий изолированный островок в море бедноты. Ничего удивительного, что наша мать была так одинока, ибо она воспринимала всех, кто стоял ниже ее на социальной лестнице, как некую безликую массу. Ничего удивительного, что и я, стоило мне почувствовать хотя бы легкий намек на угрозу со стороны окружающих нас сотен и тысяч бедных людей, порой испытывала страх.

А у городских жителей все было по-другому. Особняк де Курси стоял довольно далеко от проезжей дороги и был окружен елями и высокой стеной, увенчанной красивыми, но весьма опасными, острыми металлическими пиками. Подъехав к воротам, мы с Гарри увидели, что на посыпанной гравием подъездной дорожке уже стоят три кареты, и я, поморщившись, сказала брату:

– Похоже, гости к чаю пожаловали. Ты уж, пожалуйста, не бросай меня на растерзание этим старухам.

Гарри, хихикнув, подал мне руку, и мы поднялись по пологим ступеням крыльца. Наш возница постучал дверным молотком, дверь отворилась, и дворецкий проводил нас по черно-белому мраморному полу в гостиную.

– Миссис МакЭндрю, сэр Гарри Лейси! – распахнув двери, объявил он, и леди де Курси, вскочив, поспешила нам навстречу.