Шишкин

В Малом Харитоньевском переулке, где в доме своего приятеля Н. Г. Фролова с 1851 года жил профессор Московского университета Т. П. Грановский, теперь частенько собирались западники. Грановский читал всеобщую историю студентам и пользовался популярностью у молодежи.

А у Красных ворот, в доме Елагиных, продолжали собираться славянофилы.

Дом Авдотьи Павловны Елагиной, матери Ивана в Петра Киреевских, был известен, всей Москве своим гостеприимством.

На вечерах у супругов Елагиных любил бывать Н. В. Гоголь, своими, считались братья Констаашн и Иван Аксаковы. Среди гостей можно, было увидеть А. С. Хомякова и П. Я. Чаадаева, Ю. Самарина и А. И. Герцена. Н. В. Гоголь читал собравшимся первые главы «Мертвых душ», A. C. Хомяков — свою статью «О старом и новом», Н. Т. Грановский (ранее так часто бывавший в этом доме) — статьи, написанные в свободное время.

«Сколько глубоких мыслей, светлых взглядов было высказано и принято в этом доме», — напишет позже С. Т. Аксаков.

Здесь К. С. Аксаков, как и другие славянофилы, выступал против крепостного права, называя его бесчеловечным, против произвола чиновной бюрократии. Говорилось и рассуждалось о церквах православной и католической, различиях в основании просвещения Европы и России, сложившихся исторически. О том, что если с начала нынешнего тысячелетия в западной церкви преобладало схоластическое в основе своей мировоззрение и центрами богословского образования, как следствие, становились школы и университеты, то Русь избрала самобытный путь приобщения к духовной культуре — центром воспитания и образования стал храм. Здесь приобщались к высотам православной культуры. Храм был школой становления личности.

Началами просвещения Европы надобно считать христианство, проникшее в нее через римскую церковь, древнеримскую образованность и государственность варваров, говорили славянофилы. И напоминали о греческом просвещении, о том, что оно до самого взятия турками Константинополя не проникало в «незапятнанном виде» в Европу и не могло быть ею принято, ибо в течение четырех с лишним столетий сказывалось сильное влияние Рима, римской образованности. В основе ее, полагали они, лежала рассудочная образованность, отрицавшая полноту и цельность умозрения, — то, что приобрели через греческую церковь русские люди.

«Цельность духа, бытия как наследие православия сохранена и по сию пору в нашем народе, особенно крестьянстве», — говорил И. В. Киреевский.

Ему вторил К. С. Аксаков:

«История русского народа есть единственная во всем мире история народа христианского не только по исповеданию, но и по жизни своей, по крайней мере, по стремлению своей жизни. Поняв с принятием христианской веры, что свобода только в духе, Россия постоянно стояла за свою душу, за свою веру. Запад, приняв католичество, пошел другим путем. И эти пути совершенно разные, разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях. Все европейские государства основаны завоеванием. Вражда есть начало их. Не то в России…»

Объявлял Европу несостоятельной для удовлетворения высших требований человеческой природы, для успокоения религиозной жажды народов А. С. Хомяков. Ей предназначались, по его мнению, естественные и финансовые технические науки, промышленные изобретения, успехи в тех областях, которые способствовали материальной стороне существования. Она осуждалась им на развитие комфорта.

Благосостояние Европы растет в ущерб все более грубеющему нравственному смыслу ее, замечал он.

Русское общество послепетровских времен славянофилы находили несостоятельным потому, что оно стало жить жизнью, чуждою для простого народа.

Мысли эти раздражали некоторых западников, и в печати появлялись резкие отповеди. Кавелин, не рискуя получить достойный ответ, называл русский народ «Иванушкой дураком». Ему вторил Антонович.

Истины ради надо сказать, крайности такого рода большинством западников отрицались, но, как заметил историк прошлого столетия, «единство принципов производило на них свое «действие».