Шишкин и Суворов

Тут все закрутилось у него перед глазами, как в кино, когда в обратную сторону мотают. Все быстрее, быстрее, а потом – бац, и стоп. Генка с налета даже с корточек свалился, и лбом об пол – бабах! И тишина…

Новобранец

Чувствует Генка Шишкин, что его трясет кто-то. Открывает он глаза и ничего понять не может. Сидит он на корточках на гарнизонном плацу, недалеко от него солдаты в чудной форме маршируют, а напротив самого Генки стоит невысокий сухонький офицерик с прутом в руке. Генка только успел пластинку с дыркой в кулаке спрятать.

– Ты кто?

– Я Шишкин.

Тщедушный военный брови согнул, губы сдвинул в точку и неодобрительно покачал головой. А потом прутиком Генкин костюмчик ковырнул.

– Недоросль Шишкин! Это кто ж тебе и в какой швальне мундир пошил? Отвечать!

Мальчик испуганно приподнялся и одернул пиджачок.

– Чего? Какой мундир? – чуть заикаясь, пробормотал он. – Да не знаю я ничего!

Военный аж в ладоши захлопал – так обрадовался. Было видно, что ему так давно уже никто не отвечал. А потом счастливо засмеялся. Хотя Генка ничего смешного и не сказал.

– Ага, немогузнайка! Прошка, розги неси, – звонко прокричал офицерик, – рекрута учить будем.

Мигом подлетел здоровенный детина в мундире с пуком прутьев и Шишкина хвать за шкирку. И преданными глазами своего начальника ест. Кивнул, зубом цыкнул и поволок мальчонку в сторону.

Через секунду новоявленный рекрут уже лежал на расстеленной рогоже, ничего не понимая.

– Это мы завсегда рады стараться, Александр Васильевич, – басом пророкотал детина и зычно гаркнул на Шишкина: – Скидавай портки казенные, неуч! Эх, задам тебе, недотепа, ума, да в заднюю калитку!

Все, что сейчас происходило, никак не умещалось в Генкиной голове. Еще минуту назад он сидел в пустом гулком зале и разговаривал с маской из бронзового глаза. А теперь его, очевидно, приготовились пороть. То есть вместо шланга от стиральной машины теперь прутьями стегать будут!

– Детей бить нельзя! – заверещал Генка. – Я в ювенальную юстицию на вас жаловаться буду!

Тут он закрутился угрем и попытался под рогожу занырнуть. Только Прошка командиру своему сухощавому подмигнул и хлоп – ладонь штрафнику на спину. Того, как капусту гнетом, в землю вдавило. Только рот успел захлопнуть с перепугу.

– Жалуйся, жалуйся, Шишкин! – добродушно грохотнул верзила, а сам уже другой рукой Генкины штаны стягивает. Было тут от чего перепугаться – без штанов-то еще страшней!

– Дяденька, я больше не буду! – пискнул Шишкин. – Я же новенький, научи меня, как надо!

Прошкин начальник вокруг рогожи обошел, наклонился к пацану и хмыкнул. Затем выпрямился, одну руку – в бок, а другой прутиком Прошку отогнал.

– Новенький?

– Новенький, очень новенький, – взвизгнул Генка, – совсем новый!

Ему страшно захотелось, чтобы военный ему поверил. Он вскочил на четвереньки и стал отряхиваться, чтобы показать начальству свою новую школьную форму.

– Ладно, по первому разу прощаю, – усмехнулся офицерик. – Прошка, покорми отрока щами да мигом его назад на плац, я сам его учить буду!

Щелкнул каблуками двухметровый детина, улыбнулся во всю ширь и погладил Шишкина по голове. А лицо такое доброе-доброе, как у деда Мазая, что зайцев от паводка спасал.

– Пойдем, хлопчик, – как ни в чем не бывало сказал Прошка, а затем поднял за шкирку несчастного рекрута. Так они и пошли с плаца – очень большой и совсем маленький.

– Ты запомни на будущее, малец, – наставительно пробасил на ухо Шишкину великан конвоир, – Суворов немогузнаек не любит, мигом горячего под хвост подсыплет.

– Суворов? А он кто? Вот этот? Это твой командир? Тот самый Суворов? Или не тот самый?

Прошка брови сгустил и только головой по сторонам поводил. Как конь на водопое. Как будто Генка что-то плохое спросил.

– Здрасте, приехали! Он самый известный полководец! – покачал усами великан, – Суворова не знаешь? Ну, узнаешь еще!

Пришли они в столовую избу, а Прохор и говорит, что за стол чистым садиться надо. И все приговорками разными разговор усложняет. То «мытье – не мука, а к столу – наука!», то «чистая вода – для хворобы беда!». Прямо как литераторша перед контрольной за четверть. Но выбора у Генки не было, потому что розги, как и стиральный шланг, маячили где-то недалеко, и их еще никто не отменял. По крайней мере в этом месте.

– А где ванная-то? Как руки мыть?

Прошка, как жираф на муравья, посмотрел с двух метров на Шишкина и гаркнул:

– Скидавай одежу! Сурьезно мыться будем!

Шишкин аж подпрыгнул. Вот еще не хватало! Голым, что ли, за стол садиться?

– А зачем одежду-то снимать?

Только такого верзилу вопросом не перешибешь. Грудь колесом выкатил, усы расправил и опять приговорку – бац!

– Так Суворов велит – кто закалит дух, тот осилит двух! Вот мы сейчас и тебя, малец, закалим и помоем заедино.

Сказал и с себя мундир и рубаху стянул. Пришлось и мальцу всю школьную форму снимать. Он даже валенки скинул на всякий случай и под лавку сунул.