Шкаф с ночными кошмарами

Если я спрячу труп профессора Джеймис-Ллойда в нашем морге, то около недели, а может и больше, никто его там не найдет. Этого времени мне хватит, чтобы придумать, что делать дальше.

Стоило подумать об этом, как желудок рефлекторно сжался.

Если я ничего не придумаю, придется солгать. Доктор Арнетт знает, что профессор Джеймис-Ллойд нехороший человек, что он угрожал мне. Доктор просил меня держаться от него подальше. Но что, если тот сам нашел меня вечером в архиве и бездумно напал? У меня не было выбора. На столе все еще лежал молоток с деревянной ручкой и железным набалдашником. Я схватила его – первое попавшееся оружие – и, не думая, а защищая свою жизнь, ударила…

Каждая мысль подтверждалась картинкой: вот я рывком хватаю со стола молоток, лежащий с краю стола – чтобы не забыть отдать мастеру, – и с размаху ударяю профессора в висок. На меня брызгает кровь.

Почему я спрятала его тело в морге? Потому что испугалась. У меня уже были проблемы с полицией, меня подозревали в роли Неизвестного, меня преследовали. Я не хотела повторения кошмара.

Кира вздохнула на моем плече – единственное движение во всем мире.

Мысленно я ответила и на другие предполагаемые вопросы, и задала один, последний – для себя. Зачем мне это? Потому что я все равно уже мертва. А Кира нет. Мне нужно продержаться лишь до того времени, пока я не найду Неизвестного и Криттонского Потрошителя, а затем Ной заберет меня в мир, где больше нет убийств и смертей. Я смогу уйти, и Кира тоже сможет.

Мой свитер вобрал в себя Кирины слезы и приклеился к плечу. Моя ладонь продолжала считать ее позвонки, и это успокаивало. Даже ее жалостливые слезы говорят: ты жива, Кира. А жизнь – это хорошо. Значит, еще можно что-то исправить.

Я осторожно взяла ее за плечи и отодвинула от себя, и Кира всхлипнула, не поднимая головы. Ее изможденное тело было вялым и безжизненным, будто она рыдала не слезами, а кровью.

– Почему я так поступила, Кая? – шепнула она.

Я чувствовала свой мрачный взгляд. Мне тоже хотелось задать ей вопросы. Как твой отец мог так поступить? Как он мог изнасиловать тебя, а затем убить свою жену? Как он мог осмелиться перерезать тормозной шланг в автомобиле Аспена? Как он мог… как мог…

Но я не стала ни о чем спрашивать. Единственный, кто мог ответить на эти вопросы – сам профессор Джеймис-Ллойд, но он уже мертв.

– Поднимайся, Кира, – сказала я, вставая на ноги и подавая ей руку.

В голове проскользнула тревожная мысль, что что-то не так, – со мной что-то не так, – но я быстро отмела ее. Я пытаюсь придумать, как лучше спрятать тело Кириного отца не потому, что бездушное чудовище, а потому, что я единственная, кто способен сейчас мыслить рационально.

– Ты уже убила однажды, Кая, – склонившись над моим плечом, шепнул Аспен. Я не обратила на его голос внимания, – лишь тряхнула головой, прогоняя галлюцинацию. Кира слабо ухватилась за мою руку, и я рывком подняла ее. Она пошатнулась, переступила с ноги на ногу и уже собиралась повернуться к отцу, как я вовремя схватила ее за плечо.

– Эй. – Я положила руку ей на щеку, удерживая голову в одном положении. – Ты и так знаешь, что там. Зачем смотреть?

Она ничего не ответила.

– Если ты мне поможешь, то я помогу тебе, – пообещала я, опуская руку и желая тут же спрятать ее в карман.

Она подозрительно прищурилась и хрипло спросила:

– Почему ты помогаешь мне?

Я ответила не сразу, а только спустя несколько секунд, когда в ее взгляде промелькнул вызов.

– Так тебе нужна помощь или нет? – Я едва не сказала, что могу уйти и оставить ее здесь наедине с трупом, но вовремя проглотила жестокие слова.

– Ты помогаешь потому, что тебе меня жалко? – продолжала напирать она. – Потому что думаешь: «Ох, какая бедняжка Кира, убила своего папочку».

Она замолчала, и я поняла, что она дает мне шанс оправдаться.

– Я не употребляю слово «бедняжка». Оно мне не нравится.

– Не нравится! – с горечью и насмешкой перекривляла она. Я проглотила новую порцию ругательств в ее адрес. – А может, ты хочешь мне помочь, потому что и сама раньше убивала?

Свет лампы на письменном столе делал ее лицо желтушным, с коричневыми тенями-потеками на щеке. Обветренные губы тут же виновато задрожали, и она отвернулась в сторону, избегая смотреть мне в глаза.

Я опять вспомнила, как сильно Кира меня раздражает. Вспомнила, что больше всего на свете меня бесит ее слабость перед лицом неприятностей, ее защитные механизмы, ее принцип «ударь прежде, чем ударят тебя».

– Когда я убила Стивена, я ничего не почувствовала, – равнодушно произнесла я, глядя на ее профиль. Когда я заговорила, она сжала плечи и ссутулилась. – Я забила его голыми руками, но не чувствовала ничего. Это не был четкий и резкий удар. – Кира испуганно взглянула мне в глаза, а ее щеки, могу поклясться, покраснели. – Это было долго. Но, по правде говоря, я ничего не помню.

Ложь, ложь, ложь.