Что Берд не делал никогда в жизни, Кира уже не слышала – она слетела с крыльца маленьким торнадо и бросилась бежать вниз по улице, молясь, чтобы старики не погнались следом.
Она завернула за угол и позволила себе остановиться и отдышаться, прижимая обе руки к животу. Сокрушенно покачала головой. Нет, они и вправду могли оказаться друзьями Аспена – эти старики такие же чокнутые, как он сам. Она согнулась, упираясь ладонями в колени и продолжая болезненно хватать ртом воздух.
Ее тело все еще сотрясала дрожь – Берд чем-то неуловимо напомнил ей отца, когда тот приходил в ярость. Он всегда сперва начинал кричать.
Успокоившись, она направилась вниз по улице. Интересно, почему они так ненавидят репортеров? Мистер Берд говорил о том, что над его домом двадцать лет летают стервятники – о чем шла речь?
В той записке Аспен выделил слово «срочно» жирным шрифтом. Это «срочно» заставило Киру направиться к небольшому магазинчику за стаканом кофе – ей понадобится много времени, сил и терпения.
Со стаканом кофе Кира направилась к набережной. Криттонская река украдкой глядела в ответ из-за высокой травы, клонящейся от ветра к земле, пахнущей дождем. В сумерках река потемнеет, станет угрожающе шуметь у берегов. Кира подождет, когда она станет загадочно-серой, как глаза Аспена. Подождет ночи. А потом что-нибудь придумает.
Эттон-Крик стоял на ушах, после того как по Сети расползлась чуточку лживая, а где-то правдивая информация о причинах задержания Лауры Дюваль – медсестры из городского госпиталя. Полицию и больницу осадили репортеры, требующие ответов на свои многочисленные вопросы.
Хаос, родившийся вокруг истории, был связан не только с серийными убийствами, которые начались в сентябре. Многие полагали, что у Лауры Дюваль случилось помешательство после гибели сестры Оливы. Доктор Гаррисон позвонил своей жене и на всякий случай попросил ее не выходить из дому. «Детей из школы заберу сам», – кратко бросил он, решив не вдаваться в подробности.
На мгновение его охватило ослепительное чувство дежавю. Двадцать лет назад, когда скончалась Олива Стивенсон, город тоже вспыхнул неистовым безумием. По большей степени шумиху подняла Лаура, примчавшаяся в город и направо-налево утверждавшая, что ее сестру убил Криттонский Потрошитель, когда та пыталась кого-то спасти. Лаура казалась безумной младшей сестрой, сошедшей с ума от горя. Она давала интервью, умоляла жителей города помочь любой информацией…
Из этого ничего не вышло. В медицинском заключении написали, что Олива умерла из-за сердечного приступа. Лаура вопила «Абсурд!» и «Вы все в сговоре!», но у нее не осталось выбора, кроме как сдаться и уехать.
Теперь вся грязь, тухлая вода и отходы, скопившиеся в землях и городских каналах, поднялись на поверхность. Зловоние сбивало местных с ног, дезориентировало. Многие вспомнили кошмар, накрывший Эттон-Крик много лет назад, и, испугавшись, заявили, что «да, Лаура Дюваль действительно смахивает на психопатку-убийцу».
Она сидела в допросной комнате, уронив голову на руки; с виду спала, но на самом деле ее сердце так громко стучало, что грохот мог даже мертвеца поднять из могилы. Этот стук бил Лауру по вискам, отскакивал от стен, гудел в венах. Для нее вдруг прошлое и настоящее сплелись в один крепкий узел. Этот узел дрожал в напряжении, звенел голосами из прошлого.
«Лаура. Послушай. Слушай. Сюда. Спаси мою дочь. Спаси. Мою. Дочь», – Олива говорила твердо, несмотря на то, что голос дрожал. Лаура не могла вставить ни слова. Она только слышала непрекращающееся «Спаси мою дочь. Спаси мою дочь. Спаси мою дочь».
Цепи на ее руках звякнули, когда она выпрямилась и вскинула голову к потолку. Волосы облепили влажные щеки и шею, сбились на затылке в колтуны. Кожа чесалась от соли и пота.
Когда Келли прогнали Киру, я не слишком удивилась. Если бы она заявилась на порог