— А почему мне снишься ты?
— Не догадываешься?
Я медленно покачал головой.
— Здорово снова видеть тебя, Хендрик. Так здорово! Улыбнувшись, она осторожно обняла меня за шею и притянула мое лицо к своему. Мы поцеловались, и я почувствовал на ее губах вкус жареного цыпленка. Потом она отодвинулась.
— По-моему, я сейчас заплачу, — произнес я.
— Почему?
— Потому что люблю тебя, и мы здесь, вместе, под сияющим небом, обнаженные в теплых солнечных лучах. Я хочу сказать, что… сказать…
Слова застряли у меня в горле, в груди поднялось сдерживаемое рыдание.
— Все хорошо, Хендрик, все, правда, хорошо.
Я приподнялся на одном локте. Трава подо мной нагрелась, острые стебельки покалывали голую кожу. Наша одежда валялась кучей неподалеку.
— Нынешнее мгновение — за несколько секунд до того, как это произошло, — сказала Труди.
— Произошло что? Ах!
— Видишь, все началось именно здесь.
— И здесь же и закончится?
Труди перекатилась на бок и пристально посмотрела мне в глаза.
— Господи, нет! — ответила она. — Сон продолжается. Он никогда не закончится. У него нет конца, нет начала, нет середины. Он похож на реку, только без истока. Он течет вечно. Когда ты спишь, все твои поступки — шаги вглубь сна, а когда просыпаешься — шаги наружу. Он живет отдельно от тебя, Хендрик. Внутри ты или снаружи, он всегда продолжается. Он независим.
— Но как такое может быть? — мои глаза расширились от изумления.
— Это просто есть. Поверь, я знаю. Все, что тебе надо сейчас сделать — выйти из этого сна до того, как все начнется снова.
— Это важно?
— Мой дражайший Хендрик, это имеет огромное значение.
— И как же мне из него выйти?
— Закрой глаза и засыпай. Конечно, когда проснешься, ты обнаружишь отвратительную шишку и почувствуешь не менее отвратительную головную боль. Падая, ты ударился о подоконник, бедный мальчик.
— Есть ли еще что-нибудь, что нам нужно сказать друг другу?
— Ничего существенного.
— Труди, — сонно пробормотал я, — всё ли имеет предназначение, смысл?
— Ты говоришь совсем как старый несчастный профессор Бэнгс. Он во сне, в котором этот сон. Да, такая вот огромная шкатулка, полная сновидений!
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Смысл всего — иметь смысл. Обрести смысл.
— А теперь ты похожа на профессора Бэнгса! — я мягко усмехнулся.
— Вовсе нет. Он жаждет «открыть» предназначение и смысл всего. А это никуда не годится. Назначение и смысл надо дать. Вот зачем всё здесь.
— Труди…
— Жизнь не рождается с готовым смыслом, так же как цыплята не рождаются под соусом. Смысл, как и соус, надо приготовить. Но в обоих случая результат может оказаться восхитительным.
— Но Труди…
Она прижала палец к моим кубам:
— Тсс… Посмотри на небо, Хендрик. Разве оно не прекрасно?
Да, оно казалось прекрасным. Как в первый день творения, когда весь мир был новым, только что вышедшим из рук Создателя, напоенным ароматом цветов, и фруктов, и свежей земли. Я слышал легкое, равномерное дыхание Труди, похожее на шум далеких морских волн, ощущал близость ее обнаженного тела, почти обонял запах покрывавшего кожу пота.
Я чувствовал себя совершенно счастливым. Высвободив свою руку из руки Труди, я коснулся ее груди. Полные, упругие соски защекотали мою ладонь. Я скользнул ниже, по поднимающемуся и опадающему животу, мои пальцы добрались до секретных завитков волос, погладили и раздвинули губы влажной щели…
— М-м-м-м… как приятно, — пробормотала она. — А теперь спи.
Я закрыл глаза — и тут же пришел сон, непрошеный, точно порыв душистого вечернего ветерка в конце жаркого дня.
Труди не ошиблась: на правой стороне моего лба вздулась шишка, а голова раскалывалась. Я с трудом поднялся на ноги. В комнате царила непроглядная темень. Выглянув из окна, я увидел, что на улице тоже темно. Должно быть, наступил вечер. Сколько сейчас времени? Где все? О, моя голова!
— Только не впадай в заблуждение, что ты проснулся, — произнес дружелюбный голос совсем рядом.
— Кто это? Кто здесь? — прошептал я.
— Я, — ответил голос. — Вообще-то, технически выражаясь, здесь только ты. Но, так как ты по-прежнему спишь, значит, мы оба здесь.
— Где?
— Здесь.
— Где здесь?
— Во сне… или…?
— Где же еще, — печально осведомился я, — если не во сне?
— Ты расстался с Труди Меннен, и теперь ты со мной. Ты, конечно, спишь, но это не совсем один и тот же сон. Мы немного поболтаем о том и об этом, а потом ты проснешься.
— И где я окажусь?
— В комнате Адельмы, где ты по-прежнему лежишь без сознания. Твоя подруга Труди совершенно права. Падая, ты ударился головой о подоконник. Только теперь ты, несомненно, знаешь, что это тоже был сон.
— Значит, все происходящее — лишь сон? — спросил я.
— Нет, не совсем. Позволь мне представиться. Услышав его имя, я не удержался и застонал.
— Но ты мертв! Ты мертв уже долгие годы…