Школа. Остаться в живых (сборник)

— Паш… А как она узнала? О споре знали только мы! А? — И вдруг озверел: — Это ты, падла?! — Он схватил друга за грудки: — Позавидовал, что Светка даст мне первому! Из-за какой-то целки — сдал!

— Совсем съехал?! — Пашка с силой оттолкнул его: — Мне зачем это? Со Светкой мы просто друзья! А девок — полная школа. Сам знаешь. Трахнуться — проблем нет.

Леха сник. И задумался.

— Тогда, получается, Светка?.. Точно! «Бомбы» захотелось, ё-моё! — Он снова налил и выпил.

— Да нет. Ревнует она тебя. Ты ей без балды нравишься. Но ей же — как принцессе — служить надо. А ты — просто так ее трахнуть. А тут еще эта училка. Вот у Светки крышу и снесло.

— Служить, блин! — У Лехи скулы свело от злости. — Я ей покажу «служить»! Иметь буду, как последнюю… — Он саданул кулаком по столу. — А в школу теперь — как?! Как Лидка будет на меня смотреть? А куда камеру денет, запись?! Это ж компромат! И не только на меня! Это — и на отца! — Ему стало уже по-настоящему плохо. — Помнишь того перца, с которым она на фестиваль намылилась? Кто он?

— Хрен знает.

— Вот именно! А если к нему попадет?! Пипец!

Леха заметался по комнате.

— Надо что-то придумать! Что делать, блин? Что делать?

— Слушай. Я думаю, с ней можно поговорить. Она ведь неплохая баба. Поговорить надо и извиниться. Ну, придумай бурду какую-нибудь. Хотел типа выпендриться перед любимой девушкой. Ну, доказать что-то. Ты — мастер на байки. Но Лиду надо развести на жалость. Может, отдаст камеру. А тогда — и доказательств нет!

Леха перестал метаться. Налил себе и Пашке еще. Выпил.

И впал в ступор. Посидел молча. И вдруг заскрипел зубами.

— Ты чего?

— А? — Леха опомнился. — Ничего. Представил себе… Слушай… Мои вернутся послезавтра утром. Если отец узнает, он мне башку снесет. У него правило: «Взялся — доведи до конца. Не можешь — не берись! Не можешь, но взялся и завалил — расплатись по полной!» Вот я и расплачусь. Он мне всю жизнь это помнить будет!.. В общем, так. Завтра я в школу не пойду А решить все надо завтра. Ты подойди к Лидке, поговори. Может, и выгорит. А нет… — Леха скрипнул зубами, — я с ней по-другому поговорю.

Весь следующий день он просидел у себя в комнате. Ничего не ел. Но пил коньяк и, когда позвонил Пашка, был уже хорошо пьян.

— Ничего не вышло, — сообщил Пашка. — Но сегодня педсовет, Лида будет в школе до вечера. Можно подловить ее по дороге домой.

Они договорились встретиться недалеко от школы ближе к вечеру.

* * *

Лида пришла домой, легла отдохнуть и подумала, что ее уход из школы оказался только к лучшему.

Действительно в последнее время на сайте ее все чаще заказывали российские мужчины. И не было гарантии, что среди них не окажутся отцы ее учеников. Что тогда?

И вообще надоело притворяться. Вести двойную жизнь. Ради чего? Ради престижа профессии? Эта профессия уже давно потеряла свой престиж. Это в элитных школах учителя еще получают приличное жалованье. А в других, «народных»? Вот и берут — чем придется, да и просто деньгами. А ученики, зная это, ни во что их не ставят.

Так что жалеть особенно не о чем. В конце концов, у нее есть работа, за которую совсем неплохо платят. И Воробьев о ее занятии знает, так что все — честно. Он предложил ей очень приличное содержание. Ну и что, что не брак? Мужиков богатых да холостых на всех не хватит. Так что если она захочет бросить свой сайт, то просто примет его предложение…

Ее даже передернуло — вспомнила, как возмущался у себя в кабинете Антон Савельевич. Какие слова говорил о растлении молодежи, о моральном облике преподавателя…

Не отдала тогда Лида мальчишкам камеру. Они сначала нахрапом полезли, но она как-то сразу уловила, что от страха и отчаяния это все. И рявкнула на них. Куда весь их кураж подевался! Особенно у Ковалева. Эта жалкость ее тогда еще больше разозлила. До полного к ним презрения. Вспомнила их в первый свой школьный день — лощеных, уверенных. А тут — медузы какие-то…

Через день ее вызвал к себе директор. У него — двое респектабельных мужиков. Они все ей подробно объяснили. С «примерами из жизни». Камеру приходилось отдавать. Старшие Ковалев и Сизов пытались получить гарантии, что Лида не оставила себе копию. Ей было противно и страшно, но она съязвила: «По себе судите…» И применила последнее «женское средство» — разрыдалась прямо в кабинете. Тогда Антон Савельевич всполошился — понимал, что в его школу неспроста ее рекомендовали, значит, есть кому и за нее заступиться. Забегал вокруг мужиков, объяснял что-то. Те отстали.

Заявление об уходе она написала на следующий же день после разговора с пацанами — как почувствовала, что кончилось здесь ее время. И, уходя от директора, выложила заяву на стол. Как гвоздь вбила.

Коллектив? А что коллектив! Она ведь едва месяц отработала! Всем — чужая. В общем, всё.

За окном тихо падал снег. Зима, похоже, приходила настоящая, не слякотная.

Лида включила компьютер.

Сегодня ее выбрали шесть человек.

Прочла заявку первого клиента и даже рассмеялась от неожиданности: «сексапильная учительница».

«Нет, это уж слишком! Последнее время просто каждый третий хочет учительницу! Это что, эпидемия такая?»