Школа ужасов

– Мама! – сердито воскликнула она. – Почему папа до сих пор не в постели? Он так и уснул перед телевизором? Господи, ты же знаешь, ему надо нормально отдохнуть. Не может же он спать в кресле, ты же знаешь, мама!

Мать умоляющим жестом вцепилась ей в локоть:

– Мы так и не поедем, лапонька? Мне так нравятся ламы.

Барбара оттолкнула ее руку, пробурчала что-то нелюбезное и прошла в гостиную. Отец сидел в кресле. Свет погашен.

Прежде всего Барбара выключила телевизор, затем потянулась к стоявшему возле отцовского кресла торшеру. Она едва не коснулась рукой его головы и только тут поняла, что неладно в этой комнате, в этом доме. Войдя в дом, она слышала нелепый напев матери, она слышала гудение забытого телевизора, но не было того звука, к которому она привыкла за годы болезни, не было слышно натужного дыхания отца – ни с порога, ни с лестницы, ни теперь, когда она стояла вплотную к его креслу.

– Господи! Господи! – Дрожащими руками Барбара нащупала выключатель.

Он умер давно, посреди дня, тело было совсем холодным, началось окоченение. И тем не менее Барбара попыталась подать кислород давно остановившимся легким, возилась с кнопками, бормоча про себя молитву.

Снять его с кресла. Уложить на пол.

Нехитрая мелодия из двух нот приближалась к комнате. Мать вошла и забормотала бессмысленно:

– Я приносила ему суп, лапочка. Как ты мне велела. В полпервого. Но он даже не шелохнулся. Я покормила его с ложечки. Налила ему прямо в рот.

Барбара только теперь заметила на отцовской рубашке пятна от супа.

– Боже, боже, – прошептала она.

– Я не знала, что теперь делать. Сидела на лестнице и ждала. Ждала там, на лестнице. Я знала, ты придешь, милая моя. Я знала, ты позаботишься о папе. Только вот… – Миссис Хейверс в растерянности перевела взгляд с дочери на мужа. – Только вот он не хочет есть суп. Не стал глотать. Я налила ему прямо в рот. И подержала, чтобы он не выплюнул. Я сказала: «Надо кушать, Джимми», а он мне ничего не ответил. И я…

– Он умер, мама. Папа умер.

– Я не стала мешать ему. Пусть спит. Ему ведь нужен отдых, да? Ты сама так сказала. Я сидела на лестнице. Я подумала: моя лапонька придет и все устроит. Я ждала на лестнице.

– С тех самых пор? С половины первого?

– Я все сделала правильно, верно, лапонька? Я ждала на лестнице.

Барбара словно со стороны видела морщины на лице матери, вытянутую, тощую шею, отсутствующее выражение лица, неприбранные волосы. Не было у нее слов, чтобы оплакать смерть отца, только одно и осталось повторять: «Боже, боже, более». Все ее чувства слились в этой беззвучной молитве. Отчаяние. Пустота.

– Не придется нам поехать в тот зоопарк, лапонька, – вздохнула мать. – Так мы и не увидим лам.

Звонок телефона разбудил Дебору. Он прозвенел только один раз, и где-то в доме поспешно сняли трубку. Дебора привычным жестом протянула руку, но рядом с ней в постели никого не было. Посмотрела на часы. Двадцать минут четвертого.

Она сегодня лежала без сна. Примерно через полчаса Саймон вернулся. Она ждала в темноте, ждала, что он придет к ней, и в конце концов провалилась в тревожный сон. А он так и не пришел в постель. Если он и лег спать, то в другой комнате. Так было и прошлой ночью: Саймон работал допоздна в лаборатории и лег спать в комнате для гостей якобы потому, что не хотел будить Дебору.

Две ночи подряд она оставалась одна в постели. Ей казалось, что она съеживается, превращается во что-то маленькое, незначительное. Совсем одна. Дебора попыталась утешить себя мыслью, что так им обоим легче, но чувствовала лишь безысходность. А что, если воспользоваться как предлогом разбудившим ее ночным звонком?

На ходу, уже покидая комнату, Дебора подхватила и поспешно надела халат. В ночной тишине она отчетливо различала негромкий голос мужа наверху. Она начала подниматься по лестнице.

Пока она дошла до лаборатории, Сент-Джеймс уже закончил телефонный разговор. Остановившись в дверном проеме, Дебора произнесла его имя, и муж удивленно вскинул голову.

– Меня разбудил телефон, – пояснила она. – Что-нибудь случилось? Что-то плохое? – Она быстро перебирала в уме всех его родных, все мыслимые несчастья. Однако Саймон казался привычно подавленным, а не потрясенным дурной вестью.

– Это Томми, – ответил он. – Умер отец Барбары Хейверс.

Ее лицо затуманилось.

– Жалко ее, Саймон! – Дебора прошла в комнату, подошла вплотную к мужу, работавшему за столом.

Саймон разложил на столе полицейский отчет, готовясь к экспертизе, которая либо подтвердит, либо опровергнет предварительные выводы. На это потребуется несколько недель. Нет никакой необходимости приниматься за подобный труд сегодня ночью.