— Поторопись.
Когда за ним закрылась дверь, то знахарь произнес:
— Ты с ним помягче. Объясняться и оправдываться он точно не будет — не умеет, но есть вещи, от которых человек просто не в состоянии удержаться.
— Если он не может сдержаться от воровства, то это душевная болезнь, — взорвалась я. — Не знаю, как здесь, у вас, а у нас таким больным ставят обжигающие руны и поят успокоительными порошками. Ты же знахарь, вылечи его.
Тот усмехнулся, по-взрослому, понимающе.
— Все дело в сердечном стуке, Валерия. Ты еще молода и не догадываешься, как важно слышать, что чье-то сердце бьется. Особенно на расстоянии.
У меня возникло стойкое ощущение, что он издевался.
— Это, вообще, что-то должно объяснять? — огрызнулась я.
Хозяин дома вручил мне баночку с заживляющей мазью, пахнущей ничуть не лучше теветской, заставил надеть толстое, изъеденное молью пальто, и взялся провожать до кареты.
В Абрисе властвовал сезон голой земли, когда природа опечалено коченела в ожидании первого снега, а холод казался особенно острым, жалившим даже через одежду. Сад и двор окутывала густая темнота, фонарь горел только на крыше дорогого экипажа, стоявшего за открытыми настежь деревянными воротами. И в этой темноте были видны мириады звезд, засыпавших небо, ярких, тусклых, сложенных в замысловатые узоры.
Я никогда в своей жизни не видела звездного неба.
Кайден дожидался нас у экипажа, и вдруг мне пришло в голову, что они друг другу подходили, этот излишне вызывающий экипаж и ведьмак в одежде из дорогих тканей.
— Удачи, Валерия, — попрощался со мной знахарь, когда я уже собралась забраться в салон.
— Зря не сказал, как тебя зовут, — отозвалась я. — Я бы завязала ленточку на Древе Судьбы на твою удачу.
— Боюсь, что для теветца — хорошо, то для абрисца — смерть, — хмыкнул он. — Постарайся не потеряться между мирами.
— Ты не замерз? Домой не хочешь вернуться?— хмуро перебил прощание Кайден и скомандовал мне:
— Забирайся.
Проигнорировав вежливо предложенную руку, я подхватила подол платья и кое-как забралась на высокую ступеньку. Сиденья в экипаже обтягивала мягкая замша, на окнах стояли стекла, на стене переливалась вязь незнакомых рун. Отчего-то в голову пришла странная мысль, что, пожалуй, даже парадный экипаж Озеровых, на котором мы с Тином однажды ездили на официальный прием в Ратушу, выглядел куда как скромнее.
Кайден уселся напротив, дверь закрылась, и мы тронулись с места. Темнота скрывала его лицо и фигуру.
— Куда мы едем? — спросила я, нахохлившись в углу сиденья, и сама испугалась, как пронзительно звучал мой голос.
— Ближайшие ворота находятся в местном храме, — в противовес мне, Кайден говорил спокойным голосом с мягкими интонациями, словно пытался утихомирить несвоевременный гнев капризного ребенка.
— С каких пор тебе нужны ворота?
— С тех пор, как меня лишили руны перемещения.
— Снова нарушил правила? — зло усмехнулась я. — И много?
— Одно.
— Должно быть важное, раз оно потянуло на наказание.
— Очень.
От потаенного смысла, вложенного в короткое слово, но мне совершенно непонятного, ехидничать вмиг расхотелось, однако злость требовала выхода. Хоть запускай в него проклятыми часами! Наверное, они бы чудно отскочили ото лба. Не в состоянии выплеснуть бурлившие внутри чувства, я сердито молчала и, кажется, даже пыхтела от злости.
— Почему ты ничего не спрашиваешь? — тихо вымолвил он.
— И что, ты скажешь правду? — Мне самой не понравилась прозвучавшая в голосе претензия, на какую я не имела совершенно никакого права.
— Попробуй.
— Значит, твое имя Кайден?
— Кайден Оливер Вудс, — уточнил он.
— У тебя оно еще и не одно? — фыркнула я. — Возраст?
— Двадцать восемь.
Выходит, что интуиция меня не подвела в нашу первую встречу. И если бы не колечко в губе, вид которого напрочь отрубал во мне здравый смысл, я никогда бы не поверила, что ведуну двадцать четыре года.
— Ты старше меня на девять лет! — почему-то вышло обвинительно.
— Верно.
— Родители?
— У меня непростая семья, и отношения у нас сложные.
— Женат?
— Нет.
— Ну, хотя бы в чем-то ты меня не обманул, — пробормотала я.
— Я помолвлен.
— Ты шутишь?!
— С семнадцати лет, — добавил он. — Мне жаль.
— О чем именно ты сожалеешь? Тебе жаль, что ты солгал? Или жаль, что из-за тебя я получила темную руну? — Мне с трудом удавалось перебороть гневные слезы. — Проклятье, я тебе верила и теперь чувствую себя обманутой!
— Все верно, Лера. Ты имеешь право злиться, — вздохнул он.
Хотелось задеть его, сказать какую-нибудь гадость, может быть, даже оскорбить, чтобы он тоже почувствовал себя оплеванным, но мне было неведомо, какие слова ранили почти незнакомого человека.
— Знаешь, Кайден, а давай ты не будешь называть меня по имени? — выпалила я, не придумав ничего поумнее. — У меня мурашки начинают бегать, когда ты вот так запросто его произносишь.
— Как пожелаешь.