Школа выживания: человек в мире соблазнов

Далее митрополит Амфилохий пишет: «Такой мистагогический

(т.е. вводный в Таинства)

метод широко применялся в раннехристианские времена существования Церкви. Особенно ярко это проявилось в установлении оглашения и так называемой „тайной дисциплине“: воцерковление служило для постепенного введения посвященных, т.е. крещеных, в глубинные тайны веры, и не только с помощью мистагогического катехизиса, но с помощью всего церковного стиля и образа жизни, мышления и поведения. Само построение Литургии, по сей день, – живой свидетель такого мистагогического характера церковной методики. Устроение Литургии выражает собой внутреннее устроение самой Церкви и ее духа».

Далее владыка Амфилохий (Радович) говорит об иконографических аспектах православной проповеди: «Язык Откровения и Литургии, а следовательно, и язык Церкви – язык иконы, символа, образа. Ему ведомо, что он выражает собой невыразимое, что он – ризница Невместимого. Поэтому, избегая рассудочного определения, объяснения того, что по природе необъяснимо, старается с помощью трезвомысленных символов и образов сделать доступным восприятию очами сердца – чудо невиданной тайны Божией. Не удивительно поэтому, что этот язык всегда несет в себе нечто образное и священное, лучше сказать – крылатое. Но, несмотря на всю свою роскошность и вдохновенность, в нем нет ничего похожего на язык романтической фантазии или туманной неопределенности. В нем все ясно и просто, непосредственно, здравомысленно, но и возвышенно». Сравнивая выразительный литургический характер православной миссии с западными формами миссионерства, митрополит Амфилохий замечает: «В отличие от такого языка Церкви, язык современной европейской культуры – или язык рационалистического мелкоумия, поверхностный и ограниченный, или язык иррациональной неопределенности и абстрактной туманности, чья единственная положительная сторона – скрытая в ней жажда высшего. Но жажда эта чаще всего утоляется ледяным мраком магического мистицизма, который вместо света и просветления ведет в безысходную тьму». То есть невозможно подменить служение слова Святого Евангелия никакими психологическими новациями скудоумного Запада, страдающего духовным дальтонизмом.