- Во-первых, - ответил Гроль, - мы этого не знаем, а во-вторых, положитесь хоть раз на старика! - Он наклонился вперед. - Верно, Грисбюль, здесь есть темные места: кто убитый? Как он попал в Бернек? Что ему нужно было на даче? Все это, спору нет, вопросы открытые.
Пожав плечами, он снова отвалился к спинке стула, даже закинул непринужденно ногу на ногу и стал смотреть, как молодой человек продолжает начинять себя бутербродами.
- Для дела как такового, - сказал Гроль, - все это несущественно. И следователь, и прокурор - люди опытные, а удовлетворить мы должны только их, и своим рапортом вы это сделаете. Ведь открытые вопросы существа дела не меняют. Речь идет вот о чем: Маран стрелял, Маран хотел убить, он в этом признается. Он признает, что владел и воспользовался автоматическим пистолетом «вальтер», калибр шесть тридцать пять. Завтра у нас будут данные вскрытия, я уверен, что выстрел был произведен из такого пистолета. Верно, он исчез, Маран ничего не смог сказать нам на этот счет, и сотрудники не нашли оружия. Объяснение: в панике Маран потерял его или бросил, а не все потерянное или брошенное отыскивается. Может быть, какой-нибудь прохожий, какой-нибудь хулиганистый мальчишка нашел его и спрятал. Раз есть признание Марана, то все это вещи второстепенные. И хотя Маран по неблагоприятному или счастливому - как вам угодно - стечению обстоятельств убил не того, юридический вопрос тут один: умышленное убийство или неумышленное? Все остальное выяснено, и за юридические тонкости пусть борется адвокат, а он, кажется, уже нашел общий язык с Брумерусом. Вот так! - Он положил обе руки на стол, наклонился вперед, приблизив к Грисбюлю свою могучую лысую голову, и посмотрел на него: - Что нам еще нужно? - спросил он. - Ведь прошли времена, когда служащие уголовной полиции не давали себе поблажек! Мы тоже чиновники, мы планомерно продвигаемся по службе, виды у нас небольшие, и бюрократизм торжествует. Нет, Грисбюль, если розыск доставит нам еще и фамилию убитого, а он ее доставит, все будут довольны: и следователь, и прокурор! - Он широко зевнул, прямо-таки разрывая челюсти, и лишь слегка прикрыл рот рукой; другой рукой он потер свою могучую голову. Проделав эти ритуальные действия, он покосился на свое сомбреро, решил подняться и, медленно двигаясь в сторону пальто и шляпы, сказал успокаивающе: - Не бойтесь, Грисбюль! Пишите наш рапорт. Дело выяснено!
Он влез в драповое пальто и со смесью отчаяния и нежности поправил сомбреро на голове.
Грисбюль съел все бутерброды. Он скомкал бумагу и со вздохом облегчения бросил ее в корзину.
Глава пятая
При первом знакомстве с Зеппом Метцендорфером, рыжеволосым адвокатом, любой принял бы его за рассеянного чудака, поручать которому юридическое представительство крайне рискованно. Как мог такой нескладный во всех житейских делах, такой забывчивый, такой подчас нервный и несобранный человек успешно построить защиту, где надо тщательно и точно предусмотреть каждый ход?
Думая о нем так, случайные знакомые ошибались. Коллеги Метцендорфера, а также судьи и прокуроры знали его с другой стороны. Они ценили его как блестящего оратора, чья защита всегда основывалась на глубоком знании дела, они неизменно восхищались его поразительной памятью, молча копившей второстепенные, казалось бы, события и замечания и лишь тогда ухватывавшейся за них, когда эти второстепенные подробности оказывались важными доказательствами, они никогда не посмеивались над его порой странными манерами, прекрасно понимая, что его несобранность, его забывчивость в быту - всего лишь следствие его чрезвычайной сосредоточенности на главном.
В тот вечер, когда Метцендорфер, обремененный этим каверзным делом, вернулся из Бад Бернека, он просмотрел у себя в конторе список заседаний, назначенных на следующий день. Перечень их оказался длинным, но дела были сплошь, как он, к своему удовольствию, установил, самые заурядные. Он стряхнул со лба редкие рыжие волосы, нажал кнопку зуммера и положил список на середину стола.
Появилась его секретарша, унылая пожилая особа, которую он прямо-таки любил, потому что работу свою она выполняла с величайшей добросовестностью.
Она остановилась и внимательно поглядела на него.
- Фрейлейн Гроссе, - сказал он, - завтра я не приду в контору. Мне надо поломать себе голову над делом Марана. Я должен найти какую-то линию. Сперва я думал, что это будет просто. Я убедился, что это не так просто. - Она ничего не ответила. Он ласково продолжал: - Мне пришлось, как вы знаете, оставить свою машину в Бернеке. Возможно, что я решу поехать за ней завтра. Будьте так любезны, соберите все документы по этому списку и передайте их моему заместителю. Это простые дела, все сводятся к отсрочке. Он разберется. - Метцендорфер помедлил: то, что теперь предстояло сказать, было ему неприятно. - И если бы вы согласились его известить… Вы же знаете, он не очень-то обрадуется.