Шляпа комиссара

Как ни верти, а все, с чем он до сих пор сталкивался в связи с этим делом - от странного и в общем-то безумного покушения Марана до его, Метцендорфера, разговоров с горничной, - имело привкус чего-то частного, иногда неприятный; большая любовь привела к готовности терпеть соперника, которой Метцендорфер, как ни любил он Марана, в общем не понимал, и кончилось все не дуэлью, а убийством -умышленным или неумышленным. Да и тот, кто заменил собой Брумеруса, этот явно по недоразумению убитый Альтбауэр, оказался дельцом, способным при случае на жульничество, а то, может быть, и просто авантюристом.

Метцендорфер поэтому никак не ждал, что Себастиан, которого он потревожил ночью, предстанет перед ним в такой обстановке - в девятиэтажном доме с широкими рядами окон, опоясывающими стеклянными поясами светло-голубое здание. Рядом была стоянка для машин со скромным указателем: «Только для наших компаньонов!» Ни световой рекламы, ни броско стилизованной вывески - о хозяевах этого здания говорила только черная дощечка с простыми белыми буквами АО ГОТИБА, бывш. «Анастазиус Блау», прибитая у самой двери, которая бесшумно отворялась в обе стороны. К этой двери и к этой скромной дощечке с трех сторон поднимались пологие ступени. Шагая по ним, Метцендорфер вдруг почувствовал, какое доверие внушает это упоминание - бывш. «Анастазиус Блау», подчеркивающее солидное прошлое фирмы, и его план показался ему вдвойне авантюрным. Когда он заявил в приемной о своем желании поговорить с господином директором Себастианом, дама, к которой он обратился, ответила: «Вы, конечно, договорились о встрече, господин Метцендорфер?» - как если бы это подразумевалось само собой.

- Будьте добры, назовите секретарю мою фамилию и скажите, что я пришел по поручению господина Альтбауэра. Я подожду.

С этими словами он повернулся, успев, однако, заметить оценивающий взгляд, который задержала на нем дама, прежде чем решилась поднять трубку.

Когда она вскоре сказала ему: «Господин директор Себастиан ждет вас. Пожалуйста, восьмой этаж, комната восемьсот три», он облегченно вздохнул.

Кажется, он все-таки попал куда нужно!

2

Войдя в кабинет директора - Себастиан вежливо поднялся из-за письменного стола и ждал посетителя стоя, - адвокат сразу же опять усомнился в том, что напал на нужный адрес.

Да, конечно, шагая мимо длинного ряда дверей - комната 807 была обозначена табличкой «Директор Себастиан», на дверях 806, 805 и 804-й надписей не было, и только на 803-й значилось «Секретариат директора Себастиана, фрейлейн Гютемайер», - он был еще уверен в успехе своей затеи. В том, что кабинет, где восседал Себастиан, имел четыре выхода, он не усмотрел ничего, кроме обычной помпезности таких зданий, - помпезности, на которую уже никто внимания не обращал.

А если директор Себастиан знал убитого, то почему бы ему не быть в курсе его сделок и даже каким-то образом не участвовать в них? Кроме того, он ведь не отказался принять адвоката, несмотря на ночной звонок, происхождение которого теперь сомнений не оставляло.

Дверь бесшумно закрылась за Метцендорфером, и, медленно приближаясь к столу, он внимательно оглядел Себастиана: это был человек низенького роста, лет шестидесяти, полысевший, в очках, удививших адвоката тонкой оправой, за которыми прятались серые, косящие, прямо-таки убегающие глаза.

Но смутили Метцендорфера не они, а убранство этой комнаты. Ни красками, ни меблировкой она совершенно не отвечала тому, что принято называть «деловым стилем», здесь и в помине не было стали, которую обычно видишь в таких административных комплексах. Не было и могучего письменного стола, этого дирижерского пульта экономического заправилы, не говоря уже о множестве телефонов, кнопках звонков, диктофонах и селекторах.

Вся огромная комната была уставлена мебелью в стиле рококо. Письменный стол был изящный, прямо-таки дамский. Лампа на нем имитировала керосиновую. Стены и потолок, даже лепные, были расписаны цветами, сыпавшимися из рогов изобилия, на голубых и сусального золота небесах плясали амурчики. Единственным нарушением стиля были две лианы в манере «модерн», выползавшие на стену откуда-то из-за письменного стола и обвивавшие висевший над ним портрет: написанный маслом, добропорядочно подтемненный, он явно изображал какого-то выдающегося деятеля этой фирмы.

Метцендорфер представился, маленькая, вежливая рука указала ему. на неудобный стульчик, обитый ветхой на вид, вытканной цветами материей, и адвокат вдруг нашел, что внешность Себастиана вполне соответствует этому интерьеру: очки в тонкой оправе, маленькая фигурка, крошечные ручки, даже быстрые серебристые глазки подходили к этому окружению, при виде которого забывалось холодное, внушительное здание, где все деловые операции были, несомненно, автоматизированы.

Лишь усевшись, адвокат услыхал голос Себастиана, обладавший, несмотря на предельную вежливость, какой-то пронзительностью.