Ах да, Брумерус! Он мысленно снял перед ним шляпу. Порядочный малый! Несмотря ни на что! История, в которой тот был замешан, оставалась неприятной, и вина его во всех осложнениях сомнению не подлежала. Но, набросившись на комиссара из-за заметки в скандальной газетенке - и по праву, сказал себе адвокат, ведь заметка была противная и причиняла ущерб деловой репутации, - он не стал больше нападать на него. Брумерус не подал жалобу на Гроля, он избавил чиновника от неприятных объяснений с начальством.
Кстати, Брумерусу тоже, наверно, любопытно, что за птица этот непрошеный гость его дачи. Метцендорфер подумал о том, когда ему представится случай проинформировать на этот счет Брумеруса.
Показалась башня Гейдельбергского замка.
Метцендорфер все еще не знал, какое решение он примет сегодня.
Глава восьмая
Фоторедактор Венцель Мария Даллингер, 48 лет, католического вероисповедания, женатый, отец пяти дочерей, привык, публикуя снимки, снабжать их подписями в манере журнала «Шпигель». Он считал эту манеру современной, а современным, как ему давно стало ясно, он обязан был быть, чтобы удержаться на своем месте и не уступить его пройдохам-мальчишкам, вертевшимся в редакции и метившим на повышение по службе.
Он, Венцель Мария Даллингер, щеголявший большой, с блюдце, тонзурой в темно-каштановых волосах, родившийся и конфирмованный в Пассау, сочетавшийся здесь гражданским и церковным браком и здесь же, в Пассау, произведший на свет своих детей, повидал мир как турист лишь один раз, съездив после войны в Париж, зато как солдат побывал довольно далеко на Востоке (но об этом он не любил вспоминать); своей осведомленностью в экономических, политических и социальных проблемах Востока и Запада, Севера и Юга он был обязан, следовательно, почти целиком своей редакторской деятельности в «Баварской страже», первоначально чисто местной газете, которая лишь в последние годы, благодаря честолюбию ее владельца и главного редактора, пыталась распространить свое влияние до Мюнхена, Регенсбурга и дальше, хотя пока что прозябала во франконской глуши. В этом честолюбии Венцель Мария Даллингер усматривал опасность для себя. Он не хватал звезд с неба, и связей с сильными мира сего у него не было, он с великим трудом пробился от должности репортера немудреной газетки сперва к должности стажера, затем - редактора местной хроники и, наконец, к должности редактора-иллюстратора.
Сгребая в архиве конверты, битком набитые фотографиями, он тихо вздохнул. Он думал, как, не имея снимков с места происшествия, проиллюстрировать столкновение легковой машины с поездом на переезде без шлагбаума. Он отказался от этой затеи, хотя в ушах его и застрял начальственный голос: «Люди не хотят читать, они хотят
Даллингер еще раз вздохнул, потянулся к телефону, сообщил редактору рубрики «Бавария» о своей неудаче, терпеливо выслушал, морщась, его сдержанную брань - «Баварская стража» была газетой христианско-католической - и осторожно положил трубку. В этот момент в дверь постучали.
Даллингер недовольно обернулся: пора идти домой, жена и дети ждали его к ужину. Стук прозвучал настойчивее. Даллингер не ответил, вместо этого он подошел к шкафу и вынул из него свое пальто. Он увидел, как, вежливо отворив дверь, в комнату вошел какой-то незнакомый ему человек, тощий, рыжеватый.
- Что вам угодно? - неприязненно спросил Даллингер.
- Я говорю с господином Даллингером? - спросил незнакомец.
- Именно с ним! - ответил Даллингер в обычном стиле равнодушных газетчиков и в той же манере прибавил:- Только у господина Даллингера сейчас нет времени, он должен выполнить одно срочное задание редакции.
Незнакомец закрыл дверь.
- Метцендорфер, - представился он, - из Байрейта.
Редактор молча уставился на него и медленно надел пальто.
- У меня есть для вас, - продолжал Метцендорфер, - интересная серия фотографий. - Он подождал.
Даллингер по-прежнему молчал. У фоторепортеров и графиков всегда имелись для него исключительно интересные серии; а потом обычно оказывалось, что это ничтожные однодневки.
- Из Саудовской Аравии, - прибавил, подумав, Метцендорфер и поднял правую бровь.
Даллингер застегнул первую пуговицу.
- Ах, - сказал он: звучать это должно было пренебрежительно.
Адвокат сделал несколько шагов в глубь комнаты. Он слабо улыбнулся.
- Да, - сказал он, - я был в тех краях.
- Гм, - отозвался Даллингер, занявшись следующей пуговицей. - Прием у короля, да? Подписание договора при дворе, что ли?
- Я был там с одним знакомым, - добавил Метцендорфер, скрывая радость, которую доставил ему ответ Даллингера, и поправился: - С одним компаньоном.
Редактор не стал больше медлить. Он опять повернулся к шкафу, вытащил оттуда маленькую баварскую шляпу и, прикрыв сначала тонзуру, энергично напялил ее на лоб. При этом он сказал, не глядя на Метцендорфера: