Шляпа Миттерана

– Именно это и происходит. Вспомним, например, XVIII век. Чем пахла та эпоха? Камнем, солнцем, деревом, навозом, листвой, кованым железом. Чем пахнет наша эпоха? Бензином, асфальтом, крашеным металлом, пластмассой и… электричеством.

– Разве у электричества есть запах?

– Конечно! Как и у телевизионного экрана!

– Вы пропали из парфюмерной индустрии на долгих восемь лет. Как вам удалось вернуться?

– Благодаря шляпе, найденной на скамейке в парке Монсо.

– Простите, не поняла.

– Не важно. Долго объяснять. Следующий вопрос.

“Месье!

Редакция “Пари Матч” переслала мне ваше письмо по поводу моего интервью с Пьером Асланом. Признаюсь, оно меня заинтриговало. Я начинающая журналистка и еще никогда не получала писем от читателей, так что мое волнение вполне понятно. Честно говоря, я получила право взять эксклюзивное интервью у Пьера Аслана благодаря своей младшей сестре, которая учится в одном классе с его сыном. Эрик влюблен в нее, и мне кажется, он сумел уломать отца только ради того, чтобы доставить удовольствие моей сестре. Пьер Аслан не встречался с журналистами уже тринадцать лет. Представляете, как я тряслась, когда шла на интервью? Но вернусь к вашему письму. Вы уверены, что шляпа, упомянутая Пьером Асланом, именно та, которую вы забыли на скамейке в парке Монсо? Лично я вообще ничего не поняла про эту шляпу – его ответ на мой вопрос остался для меня полной загадкой. Я даже думала, что редактор вычеркнет из интервью этот кусок, но он его сохранил – потому что в нем находит отражение сложная и противоречивая личность Пьера Аслана. Что касается вашей просьбы, то я, к сожалению, не могу дать вам домашний адрес месье Аслана. Мы с ним встречались в баре отеля “Ритц”, в присутствии его пресс-секретаря. Но даже если бы я знала адрес, я все равно не сообщила его вам – нам это строго запрещено. Но я высылаю вам координаты его пресс-секретаря. Попробуйте через него написать месье Аслану.

Желаю вам успехов в ваших поисках.

С искренним уважением, Мелани Готье”

АСЛАН

“Месье!

Ваше письмо поразило и тронуло меня – никто еще не обращался ко мне с подобными вопросами. Приводимое вами подробное описание позволяет предположить, что та черная фетровая шляпа, которую я нашел на скамейке в парке Монсо, действительно принадлежала вам. Именно о ней я говорил в интервью журналу “Пари Матч”. Увы! Этой шляпы у меня больше нет, о чем я глубоко сожалею, потому что успел к ней привязаться. Но такова жизнь – вещи уходят, люди и запахи остаются.

Сердечно ваш, Пьер Аслан”

АСЛАН

“Мсье!

Мой пресс-секретарь передал мне ваше новое письмо. Поскольку вы проявляете настойчивость, я вынужден еще раз четко и внятно вам объяснить: у меня больше нет вашей шляпы. Я потерял ее в ресторане. Если угодно, расскажу, как это произошло. Девушка в гардеробе подала мне шляпу, как две капли воды похожую на вашу, но с другими инициалами на подкладке: вместо “Ф. М.” там стояло “Б. Л.”. Спохватился я слишком поздно. На следующий день я заехал в этот ресторан, но шляпы там не оказалось.

Надеюсь, я предоставил вам исчерпывающую информацию и настоятельно прошу больше не обращаться ко мне с письмами. Я люблю одиночество, крайне редко подхожу к телефону и практически никогда не отвечаю на письма.

Сердечно, Пьер Аслан”

АСЛАН

“Месье!

В ответ на ваше третье письмо прилагаю адрес ресторана, в котором я потерял вашу драгоценную шляпу, а также сообщаю точную дату и час, когда я там был. Полагаю, эта информация поставит точку в нашей переписке.

Также отправляю вам флакон своих последних духов, которые вы можете подарить любой женщине по своему выбору. Не отвечайте, пожалуйста, на это письмо.

Аслан”

Бернар Лавальер с глухим стуком захлопнул дверцу “Пежо-505”. Ужин прошел ужасно. После ссоры в машине жена не желала с ним разговаривать. Они – и еще три супружеские пары – были приглашены к Пьеру и Мари-Лоре де Вонуа в квартиру на Марсовом поле. Обычный светский ужин, на котором гости наслаждаются беседой – за неимением объекта наслаждения в тарелках. У себя дома парижане, особенно так называемые сливки общества, питаются просто отвратительно. Стол сервируют фамильным серебром и фарфором, но при этом хозяева – вот ведь извращенцы! – подают еду, от которой отказались бы сапожник или консьержка. Хороший стол сохранился только в среде простонародья, любил повторять Бернар, не сидевший за столом у простолюдина уже несколько десятилетий, но не забывший волшебных ароматов, витавших на кухне родового поместья в Боне, где он провел детство и где всем заправляла экономка. Ему не с кем было поделиться этими воспоминаниями, но они неизменно оживали в душе, стоило ему съесть какую-нибудь дрянь.

Впрочем, объяснение того, что случилось нынче вечером, не сводилось к убогой кухне де Вонуа. “Это хуже, чем преступление, сир, это ошибка”, – сказал Антуан Булэ де ла Мёрт Наполеону, узнав о казни в Венсенском лесу герцога Энгиенского. Бернар Лавальер никого не приговаривал к казни, но ошибка, которую он допустил за ужином, оказала эффект ничуть не меньший, чем выстрел из ружья в упор.