— Не вовремя, что ли? — сказала жена, подозрительно оглядывая квартиру.
— Почему это?
Серафима опустила глаза в пол и негромко сказала:
— Может, попробуем съехаться, а? Хоть и говорят, что битую посуду не склеить… Вдруг получится?
Семен злорадно усмехнулся:
— Значит, не сахар жить без мужика-то?
Серафима поджала губы. Лицо ее пошло красными пятнами, что всегда служило предвестием скандала.
— Дочку жалко, — глухо сказала она. — Очень по тебе скучает.
Семен сразу растаял. Ради дочки он мог все простить.
— Она каждый день спрашивает, когда к папке поедем, — добавила Серафима, поняв, что попала в незащищенное место.
— Если скучает, тогда конечно, — пробормотал Семен. — Можно попробовать.
Серафима сразу заметно приободрилась.
— Ну и свинарник ты тут развел! — сказала она неприятным голосом. — Скоро хрюкать начнешь. Дочку в такой хлев привозить нельзя. Тут неделю грязь вывозить надо.
Семен промолчал. Его хоромы чистотой действительно не блистали.
А Серафима уже расхаживала по квартире, брезгливо трогая пальцем густую пыль.
— У тебя как с работой-то? — спросила она.
— Ищу, — соврал Семен.
— Как это ищешь? А с автобазой что?
— Уволился. Я тебе не говорил разве?
Он точно знал, что не говорил. Про его дела с Буряком супруге знать не следовало.
— На что же ты живешь? — обеспокоенно спросила Серафима.
— Есть кое-какие сбережения, — опять соврал Семен.
Но бесконечно врать было нельзя. И те несколько дней, пока Серафима занималась генеральной уборкой, Семен посвятил поискам Буряка. Олекса Иванович просто обязан был выручить его деньгами.
Телефонный звонок, к счастью, раздался в отсутствие Серафимы. Семен схватил трубку, надеясь, что Буряк наконец-то объявился сам.
— Это квартира Изотова? — спросил незнакомый женский голос.
— Да.
— Семена Игоревича можно?
— Это он. То есть я.
— Вы Олексу Ивановича Буряка знаете?
— А что? — осторожно поинтересовался Семен.
— Знаете или нет?
— А в чем дело-то?
— Семен Игоревич, — сказала незнакомка строго, — это вам из больницы звонят. Тут у нас на лечении находится гражданин Буряк. Это он просил вам позвонить.
— А-а! — обрадовался Семен. — Так это ж совсем другой разговор! Знаю я его. Конечно. А чем он болен?
— Вы лучше к нам подъезжайте, — сказала женщина. — Он очень просил. Запишите адрес…
Когда Семен робко вошел в отделение интенсивной терапии, он не узнал Буряка. На кровати лежала недвижимая мумия, с головы до ног обмотанная бинтами.
Только в узкой щелочке тускло поблескивали глаза. С разных сторон к телу тянулись какие-то шланги и трубочки.
— Это он? — испуганно спросил Семен у врача.
Тот молча кивнул.
— А что с ним случилось?
— Нападение, — коротко ответил врач. — Едва откачали.
— Кто же его так?
Врач только пожал плечами.
Семен, сам не свой от страха, приблизился к лежащему подельнику. Долго разговаривать им не дали, да у Буряка и сил на это не было. Он сумел выдавить из себя несколько хриплых фраз, из которых Семен понял, что Буряка зверски избили на улице какие-то парни, а до этого кто-то сжег во дворе «Опель».
— И ты берегись, Семен… — прохрипел Олекса Иванович и закрыл глаза.
Врач тут же увел Семена из палаты.
— Он хоть жить-то будет? — спросил Семен в коридоре.
— Жить — да. А вот самостоятельно двигаться — вряд ли. У него родственники есть?
— Даже не знаю.
— Попробуйте найти. Он тут вечно лежать не может.
— Попробую… — промямлил Семен.
Он вышел на улицу в полном смятении. Где искать родню бывшего подельника? Буряк никогда о своих родственниках не упоминал.
Еще не хватало затевать розыск! Тут о себе надо подумать. Олекса не случайно сказал: «Берегись». Видно, кто-то пронюхал про их совместный бизнес. А что, если какая-нибудь шалава из тех, кого они трахали на пару, а потом посылали работать на улицу, раскололась и все рассказала, несмотря на страх? И не ментам, а своим родителям. Менты не стали бы подкарауливать Буряка в темноте. А вот родители или старшие браться — вполне вероятно. Они могли устроить самосуд, не надеясь на ту же милицию, которую подкупить проще простого. Начали с Буряка, а потом доберутся и до его подельника!
Внезапно в Семене вспыхнула дикая ненависть к Буряку. Это Олекса, сволочь такая, втянул его в историю с проститутками. Олекса во всем виноват! И Семен от всей души пожелал Буряку сдохнуть на больничной койке.
Но даже смерть бывшего дружка не могла ничего изменить. Семен понимал, что остаться в тени не удастся. Однако его страшила не сама кара, какой бы жестокой она ни была. Самое ужасное заключалось в том, что вся та грязь, в которую он вляпался, станет известна дочери. В каком виде предстанет тогда перед ней любимый папка, о котором она так скучает? Она же все поймет, уже не детсадовка. Поймет — и назовет его зверем. А кто же он еще? Дикий зверь, без стыда и совести. И даже без жалости. Такое не прощают…
В те далекие уже времена, когда у нас только-только начали появляться в домах первые телевизоры и лица служителей муз не были так растиражированы, известный мастер розыгрышей композитор Никита Богословский отколол следующий номер.